Пора! Дорожки свёртывают море.

      Домой – к Содому и Гоморре.

      В приливе чувства безутешного

      с тебя подводная волна

      трусы снимает, словно женщина.

      С тобой последний раз она.

      Тьма ежей любого роста

      мне иголками грозила.

      Я на дух надел напёрсток.

      Жмёт, конечно. Но красиво.

      Есть в хлебном колосе,

      в часах Медведицы —

      не единица скорости,

      а единица медленности.

      Спешат, помятые,

      летят режимы,

      но миг – понятие

      растяжимое.

      Кайфуя в фугах,

      спешите медленно,

      найдя в Конфуции

      монады Лейбница.

      Скорость кометная

      станет комедией.

      когда ты медленно

      глядишь как медиум.

      В дыханье пахоты

      у перелеска

      есть мёдом пахнущий

      зевок релекса.

      Смысл – в черепахе,

      не в Ахиллесе.

      И нечто схожее

      в любви имеется —

      не в спешке скорости,

      а в тайне медленности.

      Клоун обхохотался кубарем.

      Опупела публика —

      Класс!

      – Шампаневича бы откупорили.

      – В цирке ласточка завелась.

      – Хулиганом небось подкуплена,

      дебютантка, малыш, под куполом

      о п о з о р и л а с ь!

      – Чай, отечественное слабительное,

      на английское денег нет…

      Как прожектора сноп, в обители

      очистительный брызнул свет.

      Ржанья публика не сдержала.

      Оборжался пиджак в дерьме.

      Умирала до слёз Держава,

      опозорившаяся в Чечне.

      Тяжко жить. К чему обличенья?

      Всё ложится на женские плечики.

      Облегченья нет, облегченья!

      Ты облегчилась.

      Тяжек гнёт, тяжела свобода.

      Даже, может – потяжелей.

      Что естественно для природы,

      неестественно для людей.

      Понимали её, естественно,

      лев, пичуга и конь в пальто.

      Где невольная дочь протеста?

      Где она? Не знает никто.

      Она птицею улетела.

      Она ласточкою была.

      Птице нет никакого дела

      до условных добра и зла.

      Я видал, как сверкнули крылышки —

      чирк!..

      С той поры шапито под крышею

      называется «Птичий цирк».

      Беги, беги, беженка,

      на руках с грудным!

      На снежной