Театр отдался балдежу.

      Толпа ломает стены.

      Но я со сцены ухожу.

      Я ухожу со сцены.

      Я, микрофонный человек,

      я вам пою век целый.

      Меня зовут – двадцатый век.

      Я ухожу со сцены.

      Со мной уходят города

      и стереосистемы,

      грех опыта цвета стыда,

      науки nota bene,

      и одиночества орда —

      вы все уходите туда, —

      и в микрофонные года

      уходит сцена.

      На ней и в годы духоты

      сквозило переменой.

      Вожди вопили: «Уходи!»

      Я выходил на сцену.

      Я не был для неё рождён.

      Необъяснима логика.

      Но дышит рядом стадион,

      как выносные лёгкие.

      Мы на единственной в стране

      площадке без цензуры

      смысл музыки влагали в не-

      цензурные мишуры.

      Звучит сейчас везде она.

      Пой, птица, без решёток!

      Скучна

      мне сцена разрешённых.

      К тебе приду ещё не раз —

      уткнусь в твои колена.

      Нам невозможно жить без нас!

      Я ухожу со сцены.

      Люблю твоих конструкций ржу,

      как лапы у сирены.

      Но я со сценой ухожу,

      я ухожу со сценой.

      Мчим к голографий рубежу.

      Там сцены нет, что ценно.

      Но я со сценой ухожу,

      я ухожу со сценой.

      Благодарю, что жизнь дала,

      и обняла со всеми,

      и подсадила на крыла.

      Они зовутся Время.

      Но в новых снах, где ночь и Бог,

      мне будет сцена сниться —

      как с чёрной точкою желток,

      который станет птицей.

      Ко мне юнец в мои метели

      из Севастополя притопал.

      Пронзил наивно и смертельно

      до слёз горчащей рифмой «тополь».

      Вдруг, как и все, я совесть пропил?!

      Крым подарили – и не крякнули.

      Утопленник встаёт, как штопор.

      На дне, как пуговицу с якорем,

      мы потеряли Севастополь.

      Жил-был иррационал,

      не познал в зажиганье искры,

      но знал,

      сколько ангелов умещается на конце иглы.

      Узелок мне на память нашейный

      завяжи! Мы услышим в глуши,

      как происходит

      иррационально-освободительное