Люблю сей Божий гнев! Люблю сие, незримо

      Во всем разлитое, таинственное Зло —

      В цветах, в источнике прозрачном, как стекло,

      И в радужных лучах, и в самом небе Рима.

      Все та ж высокая, безоблачная твердь,

      Все так же грудь твоя легко и сладко дышит,

      Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет,

      Все тот же запах роз… и это все есть Смерть!..

      Как ведать, может быть, и есть в природе звуки,

      Благоухания, цветы и голоса,

      Предвестники для нас последнего часа

      И усладители последней нашей муки.

      И ими-то Судеб посланник роковой,

      Когда сынов Земли из жизни вызывает,

      Как тканью легкою свой образ прикрывает…

      Да утаит от них приход ужасный свой!

      О, не кладите меня

      В землю сырую —

      Скройте, заройте меня

      В траву густую!

      Пускай дыханье ветерка

      Шевелит травою,

      Свирель поет издалека,

      Светло и тихо облака

      Плывут надо мною!..

      На древе человечества высоком

      Ты лучшим был его листом,

      Воспитанный его чистейшим соком,

      Развит чистейшим солнечным лучом!

      С его великою душою

      Созвучней всех, на нем ты трепетал!

      Пророчески беседовал с грозою

      Иль весело с зефирами играл!

      Не поздний вихрь, не бурный ливень

      Тебя сорвал с родимого сучка:

      Был многих краше, многих долголетней

      И сам собою пал – как из венка!

      С горы скатившись, камень лег в долине.

      Как он упал? никто не знает ныне —

      Сорвался ль он с вершины сам собой,

      Иль был низринут волею чужой?

      Столетье за столетьем пронеслося:

      Никто еще не разрешил вопроса.

      И море, и буря качали наш челн;

      Я, сонный, был предан всей прихоти волн.

      Две беспредельности были во мне,

      И мной своевольно играли оне.

      Вкруг меня, как кимвалы, звучали скалы,

      Окликалися ветры и пели валы.

      Я в хаосе звуков лежал оглушен,

      Но над хаосом звуков носился мой сон.

      Болезненно-яркий, волшебно-немой,

      Он веял легко над гремящею тьмой.

      В лучах огневицы развил он свой мир —

      Земля