Долбя указательным дырку в затылке,

      Девчонка мычала: «Дай плюшечку, зая».

      В дымящее чрево прожженной бутылки

      Он что-то пробулькал, по стенке сползая.

      Им было прикольно, мне – было погано

      От бледной любви мухомора к поганке.

      И стенка сползала, как лава с вулкана,

      Лавина со склона, варенье по банке.

      Романтик сказал бы: «Их взгляды – бездонны!

      Прекрасно, что мальчик и девочка любят!»

      Зачем расстреляли амуры пистоны?

      Совсем потеряли чутье купидоны.

      Куда они лупят? В кого они лупят?

      У девочки – пирсинг с нешуточным лязгом,

      У мальчика взгляд – как размытый стоп-кадр…

      Хотел валентинку купить в канцелярском,

      Но кто-то сказал, что она – губернатор[1].

      Болтается в космосе блюдо,

      Глазок электронный скосив…

      «Хорошая девочка Люда…» —

      Ползет по дисплею курсив.

      «Одиннадцать лет. Метр сорок.

      Проводит досуг в гараже.

      Не видит банановых корок.

      Сейчас поскользнется. Уже.

      Людмила разбила колени.

      Из губ вырывается текст.

      Сказала о маме, о Бене,

      О женщине, падкой на секс.

      На белом капоте монетой

      Царапает эти слова.

      Разбила стекло сандалетой

      С мерцающей лайбой «Нева»,

      Пошитой на фабрике «Нистру».

      Артикль, цена, магазин.

      Людмила роняет канистру.

      Из горлышка льется бензин.

      Идет человечий заморыш.

      Смердит непонятным дерьмом.

      Семен Дермидонтович. Сторож.

      На пенсии. Болен умом.

      Заходит. Кричит почему-то.

      Ударился. Начал хромать:

      “Хорошая девочка Люда,

      Зачем же ты, мать-перемать?”

      Она не включилась в беседу,

      Ругнулась и прочь побрела.

      Он бросил в сердцах сигарету

      Овальную, марки “Стрела”»

      Рвануло, горело, дымило.

      Брандспойт угольки полоскал.

      Ударной волною Людмилу

      Швырнуло на кучу песка.

      Летит орбитальная груда

      В кромешную звездную даль.

      Хорошая девочка Люда

      Жалеет сгоревший сандаль.

      Перестали жечь глаголы

      Из глубокой старины,

      Где иные номер школы

      И название страны.

      Там я глаженый, лощеный,

      Недорезан, недобит.

      Разум мой невозмущенный

      Возмущенно не кипит.

      А пройдя