Обо всем в одних стихах не скажешь.

      Жизнь идет волшебным, тайным чередом,

      Точно длинный шарф кому-то вяжешь,

      Точно ждешь кого-то, не грустя о нем.

      Нижутся задумчивые петли,

      На крючок посмотришь – все желтеет кость,

      И не знаешь, он придет ли, нет ли,

      И какой он будет, долгожданный гость.

      Утром ли он постучит в окошко

      Иль стопой неслышной подойдет из тьмы

      И с улыбкой, страшною немножко,

      Все распустит разом, что связали мы.

      Со слабых век сгоняя смутный сон,

      Живу весь день, тревожим и волнуем,

      И каждый вечер падаю, сражен

      Усталости последним поцелуем.

      Но и во сне душе покоя нет:

      Ей снится явь, тревожная, земная,

      И собственный сквозь сон я слышу бред,

      Дневную жизнь с трудом припоминая.

      В заботах каждого дня

      Живу, – а душа под спудом

      Каким-то пламенным чудом

      Живет помимо меня.

      И часто, спеша к трамваю

      Иль над книгой лицо склоня,

      Вдруг слышу ропот огня —

      И глаза закрываю.

      Нет, есть во мне прекрасное, но стыдно

      Его назвать перед самим собой,

      Перед людьми ж – подавно: с их обидной

      Душа не примирится похвалой.

      И вот – живу, чудесный образ мой

      Скрыв под личиной низкой и ехидной…

      Взгляни, мой друг: по травке золотой

      Ползет паук с отметкой крестовидной.

      Пред ним ребенок спрячется за мать,

      И ты сама спешишь его согнать

      Рукой брезгливой с шейки розоватой.

      И он бежит от гнева твоего,

      Стыдясь себя, не ведая того,

      Что значит знак его спины мохнатой.

      Нет, ты не прав, я не собой пленен.

      Что доброго в наемнике усталом?

      Своим чудесным, божеским началом,

      Смотря в себя, я сладко потрясен.

      Когда в стихах, в отображеньи малом,

      Мне подлинный мой образ обнажен, —

      Все кажется, что я стою, склонен,

      В вечерний час над водяным зерцалом,

      И чтоб мою к себе приблизить высь,

      Гляжу я в глубь, где звезды занялись.

      Упав туда, спокойно угасает

      Нечистый взор моих земных очей,

      Но пламенно оттуда проступает

      Венок из звезд над головой моей.

      Так! наконец-то мы в своих владеньях!

      Одежду – на пол, тело – на кровать.

      Ступай, душа, в безбрежных сновиденьях

      Томиться и страдать!

      Дорогой снов, мучительных и смутных,

      Бреди, бреди, несовершенный дух.

      О,