Ночь. Над водой разливается

      тяжкий гудок, будто стон.

      Всё, словно сон, забывается,

      всё превращается в сон.

      Видел на свете не мало я —

      в ликах старинных икон

      есть чистота небывалая.

      Всё превращается в сон.

      Мыслил коснуться ладонями

      счастья, что долго искал,

      но за бегами-погонями

      только себя потерял.

      Но за слезами незваными

      тихий приходит покой,

      нежно прикрытый туманами,

      словно Господней рукой.

      Звёзды на волнах качаются.

      Пасха. Малиновый звон.

      Всё, словно сон, забывается,

      всё превращается в сон.

      Грязным снегом запорошена

      продаваемая Русь.

      В долларёвых лужах брошена,

      утонула наша грусть.

      Грусть о той, о несгибаемой

      кости в горле у врага.

      Сослагаемой, склоняемой

      стала Русь – и вся пурга!

      Лишь чумное словотворчество

      по дорогам, точно встарь,

      и в Писании пророчество:

      храм построен!

      На алтарь

      много небыли положено,

      но столичная пурга

      так бела и так ухожена —

      вот и вся вам недолгá.

      Вот и всё вам словотворчество

      и мычанье на луну.

      Что ж, гуляй, моё пророчество,

      пока жив, на всю страну!

      Спасибо, Господи, за боль

      и за Любовь, что мне послал!

      Я жизнь – несыгранную роль —

      ещё в стихах недописал,

      недоболел, недолюбил,

      недомолился перед сном,

      и недопонял, что не мил

      кому-то в городе пустом.

      Опять блуждая по судьбе,

      то неприютен, то весел,

      я вновь и вновь скажу Тебе:

      Спасибо, Господи, за всё!

      Я снегом белым упаду,

      когда полночный город стих,

      и Вифлеемскую звезду

      я отражу в глазах своих.