На основании предъявленных ему обвинений суд признал его «одним из важнейших преступников» за чтение и «за недонесение о распространении преступного о религии и письма литератора Белинского». До 13 ноября 1849 года Военно-судная комиссия приговорила Ф. М. Достоевского к лишению всех прав состояния и «смертной казни расстрелянием».

      22 декабря 1849 (3 января 1850 года) на Семёновском плацу петрашевцам был прочитан приговор о «смертной казни расстрелянием» с преломлением над головой шпаги, за чем последовала приостановка казни и помилование. При инсценировке казни о помиловании и назначении наказания в виде каторжных работ было объявлено в последний момент. Один из приговорённых к казни, Николай Григорьев, сошёл с ума. Ощущения, которые Достоевский мог испытывать перед казнью, отражены в одном из монологов князя Мышкина в романе «Идиот»[1]. Так, петрашевцу Ф. Н. Львову запомнились слова Достоевского, сказанные перед показательной казнью на Семёновском плацу Спешневу: «Мы будем с Христом!», Ф. М. Достоевский с тех пор был с Иисусом Христом неразлучен.

      19 ноября смертный приговор Достоевскому был отменён с осуждением к восьмилетнему сроку каторги. В конце ноября император Николай I при утверждении подготовленного генерал-аудиториатом приговора петрашевцам заменил восьмилетний срок каторги Достоевскому четырёхлетним с последующей военной службой рядовым.

      В 1849 г. Достоевский, замешанный в деле Петрашевского, был сослан в Сибирь.

      4 февраля 1850 года привезли великого арестанта, которому предстояло отбыть в Омске четыре года каторги. Звали арестанта Фёдор Михайлович Достоевский. Теперь для Достоевского началась новая, каторжная жизнь. Ему выбрили переднюю половину головы (бессрочным каторжникам выбривали левую сторону), выдали «лоскутные платья» – арестантскую одежду со специальными метками (зимой чёрная, летом белая), надели ножные кандалы. Это был так называемый «мелкозвон», оковы весом в четыре-пять килограмм, которые снимались только при освобождении. «Форменные острожные кандалы, приспособленные к работе, – пишет сам Достоевский в “Записках из Мёртвого дома”, – состояли не из колец, а из четырёх железных прутьев почти в палец толщиною, соединённых между собою тремя кольцами. Их должно было надевать под панталоны. К серединному кольцу