Сторона ль ты моя, сторона!

      Дождевое, осеннее олово.

      В черной луже продрогший фонарь

      Отражает безгубую голову.

      Нет, уж лучше мне не смотреть,

      Чтобы вдруг не увидеть хужего.

      Я на всю эту ржавую мреть

      Буду щурить глаза и суживать.

      Так немного теплей и безбольней.

      Посмотри: меж скелетов домов,

      Словно мельник, несет колокольня

      Медные мешки колоколов.

      Если голоден ты – будешь сытым,

      Коль несчастен – то весел и рад.

      Только лишь не гляди открыто,

      Мой земной неизвестный брат.

      Как подумал я – так и сделал,

      Но увы! Все одно и то ж!

      Видно, слишком привыкло тело

      Ощущать эту стужу и дрожь.

      Ну, да что же! Ведь много прочих,

      Не один я в миру живой!

      А фонарь то мигнет, то захохочет

      Безгубой своей головой.

      Только сердце под ветхой одеждой

      Шепчет мне, посетившему твердь:

      «Друг мой, друг мой, прозревшие вежды

      Закрывает одна лишь смерть».

      Мир таинственный, мир мой древний,

      Ты, как ветер, затих и присел.

      Вот сдавили за шею деревню

      Каменные руки шоссе.

      Так испуганно в снежную выбель

      Заметалась звенящая жуть.

      Здравствуй ты, моя черная гибель,

      Я навстречу к тебе выхожу!

      Город, город, ты в схватке жестокой

      Окрестил нас как падаль и мразь.

      Стынет поле в тоске волоокой,

      Телеграфными столбами давясь.

      Жилист мускул у дьявольской выи

      И легка ей чугунная гать.

      Ну, да что же? Ведь нам не впервые

      И расшатываться и пропадать.

      Пусть для сердца тягуче колко,

      Это песня звериных прав!..

      …Так охотники травят волка,

      Зажимая в тиски облав.

      Зверь припал… и из пасмурных недр

      Кто-то спустит