Я не знаю, ну что это в нас такое

      И какой это все приписать беде?

      Только слыша подчас про людей дурное,

      Мы легко соглашаемся, а порою

      Даже верим заведомой ерунде.

      И какой все нелепою меркой мерится.

      Вот услышит хорошее человек,

      Улыбнется: как видно, не очень верится,

      А плохое запомнит почти навек.

      То ль кому-то от этого жить острее,

      То ли вправду не ведают, что творят,

      Но, чем сплетня обиднее и глупее,

      Тем охотней и дольше ее твердят.

      А раз так, то находятся «мастера»,

      Что готовы, используя глупость эту,

      Чье-то имя, поддев на конец пера,

      Очернить и развеять потом по свету.

      И ползут анонимки, как рой клопов,

      В телефонные будки, на почты, всюду,

      Чтоб звонками и строчками лживых слов

      Лицемерить и пакостить, как иуды!

      Но всего удивительней, может статься,

      Что встречаются умные вроде люди,

      Что согласны копаться и разбираться

      В той, плевка-то не стоящей даже груде!

      А «жучки-душееды» того и ждут:

      Пусть покрутится, дескать, и пусть попляшет!

      Сколько крови попортит, пока докажет,

      Говоря фигурально, «что не верблюд»!

      А докажет – не важно! Не в том секрет.

      Все ведь было разыграно «честь по чести»!

      И нередко свой прежний авторитет

      Человек получает с инфарктом вместе…

      А порою, как беженец на пожарище,

      Он стоит и не знает: с чего начать?

      Гром затих, только силы откуда взять?

      Нет, нельзя и неправильно так, товарищи!

      Пусть умел и хитер клеветник подчас

      И на хвост наступить ему часто сложно,

      Только дело в конечном-то счете в нас,

      И бороться с мерзавцами все же можно!

      Коли сплетня шмелем подлетит к плечу,

      Не кивай, а отрежь, как ножом: – Не верю!

      Нет, не то чтоб: «подумаю» и «проверю»…

      А: – Не верю, и кончено. Не хочу!

      А случилось письмо тебе развернуть,

      Где коварства – преподлое изобилие,

      Ни обратного адреса, ни фамилии,

      Плюнь, порви и навеки о нем забудь!

      Если ж вдруг в телефонные провода

      Чей-то голос ехидное впустит жало,

      Ты скажи