Простосердечный сын свободы,

      Для чувств он жизни не щадил;

      И верные черты природы

      Он часто списывать любил.

      Он верил темным предсказаньям,

      И талисманам, и любви,

      И неестественным желаньям

      Он отдал в жертву дни свои.

      И в нем душа запас хранила

      Блаженства, муки и страстей.

      Он умер. Здесь его могила.

      Он не был создан для людей.

      Прими, прими мой грустный труд

      И, если можешь, плачь над ним;

      Я много плакал – не придут

      Вновь эти слезы – вечно им

      Не освежать моих очей.

      Когда катилися они,

      Я думал, думал всё об ней.

      Жалел и ждал другие дни!

      Уж нет ее, и слез уж нет –

      И нет надежд – передо мной

      Блестит надменный, глупый свет

      С своей красивой пустотой!

      Ужель я для него писал?

      Ужели важному шуту

      Я вдохновенье посвящал,

      Являя сердца полноту?

      Ценить он только злато мог

      И гордых дум не постигал;

      Мой гений сплел себе венок

      В ущелинах кавказских скал.

      Одним высоким увлечен,

      Он только жертвует любви:

      Принесть тебе лишь может он

      Любимые труды свои.

      Боюсь не смерти я. О нет!

      Боюсь исчезнуть совершенно.

      Хочу, чтоб труд мой вдохновенный

      Когда-нибудь увидел свет;

      Хочу – и снова затрудненье!

      Зачем? что пользы будет мне?

      Мое свершится разрушенье

      В чужой, неведомой стране.

      Я не хочу бродить меж вами

      По разрушении! – Творец,

      На то ли я звучал струнами,

      На то ли создан был певец?

      На то ли вдохновенье, страсти

      Меня к могиле привели?

      И нет в душе довольно власти –

      Люблю мучения земли.

      И этот образ, он за мною

      В могилу силится бежать,

      Туда, где обещал мне дать

      Ты место к вечному покою.

      Но чувствую: покоя нет,

      И там, и там его не будет;

      Тех длинных, тех жестоких лет

      Страдалец вечно не забудет!..

      Не думай, чтоб я был достоин сожаленья,

      Хотя теперь слова мои печальны; – нет;

      Нет! все мои жестокие мученья –

      Одно предчувствие гораздо больших бед.

      Я молод; но кипят на сердце звуки,

      И Байрона достигнуть я б хотел:

      У нас одна душа, одни и те же муки;

      О, если б одинаков был удел!..

      Как он, ищу забвенья и свободы,

      Как он, в ребячестве пылал уж я душой,

      Любил закат в горах, пенящиеся воды

      И бурь земных и бурь небесных вой.

      Как он,