Сменился караул, всех выгнали из бараков на перекличку. Сегодня Жорку, отца Павла, Музыканта, Метлу и ещё несколько человек отправили не как обычно, на зимние работы – валку леса, – а в механические мастерские на промзоне, находящейся на территории лагеря. Всех, кто работал в механических мастерских, на вечерней перекличке не было, они остались на «сверхурочные» работы, по устроению Жоры. У них было два часа времени, за это время никто не должен был наведаться в мастерские – это тоже исходило от Жоры, и делали свою работу рыжики, отцеженные пупку.

      Адэский не понимал, как будет проходить литургия, ведь для этого нужно что-то особенное. Бутылку красного вина Жора купил у пупка по баснословной цене, как он тогда сказал: «За эти шуршики я бы в „Астории“ в королевском номере год кураж наводил».

      Сейчас он держался немного в стороне, наблюдая за происходящим: на столе появилась железная кружка, чашка, ложка, скрещённая и переплетённая проволока, кусок льняной ткани. Пока отец Павел готовился, из его стёганой фуфайки, теперь уже распоротой, из пространства между верхом и подкладом стали появляться вещи, которые Жора знал с того времени, когда была жива маменька и они каждое воскресенье ходили в храм. Жора смотрел и не верил своим глазам: парчовые наручи, епитрахиль и антиминс – всё было извлечено из грязной, засаленной фуфайки. Все предметы, оказавшиеся на столе, были освящены. Отец Павел, облачившись, вёл службу. Близился момент причастия.