Варварин крест. Наталья Колосова
Читать онлайн книгу.
Музыкант, моя думалка под сказки не заточена.
И всё ж таки Жоркина думалка против его воли начинала скрежетать шестерёнками, перемалывая услышанное, и из перемолотого тут же, как подснежник из-под снега, выскакивало: «А ведь правда, почему то или это так получается, и кто то или это устраивает?» И этот скрежет будил что-то ещё, это ещё дергало Жорку за ниточки самолюбия и злости, эти два сочетания попадали в шестерни, тормозя их, и как следствие, всплывало привычное, въевшееся «да пошёл ты!». Но то, что успело перемолоться, оседало в разных уголках его головы.
Пришло долгожданное тепло, и с ним же очнулись колымские вампиры под названием гнус. Колымское лето – это два с половиной месяца: в середине августа зацветёт иван-чай, а значит, пришла осень. И вместе с теплом рабочие нормы выросли, как трава, в разы.
Участок дороги, на котором Жора работал, проходил по сопке. Люди вгрызались в породу, прокладывая страшный крутой перевал. Из вгрызальных инструментов были только кирка, лопата и средство перемещения породы – тачка. Тачка была деревянной, наспех сооружённой из сырого листвяка, поэтому была практически неподъёмной для истощённых людей, ну, а если её наполнить горной породой, то она становилась непосильной даже для человека неизмученного и пышущего здоровьем.
Жора-то не больно упирался для выполнения нормы и всячески косил от работы. Нет, он, конечно, работал, то есть для отрядного старательно делал вид, что работает, но и то, что Жорка делал, его выматывало, вытягивало из него жизненные силы, в голове крутилось одно: «Отдохнуть, надо отдохнуть, а то сдохну».
Время от времени кто-то из заключённых падал вместе с тачкой с хлипких сходней далеко вниз в распадок, их даже никто не пытался поднять обратно наверх – не было смысла: полёт по крутому каменистому склону, сплошь усыпанному свежей породой с острыми, как лезвие, краями, – это падение без шансов на жизнь. Некоторые завидовали этим бедолагам, мол, отмучились, счастливчики. А иногда происходили обвалы: это когда плохо срубленная порода кое-где нависала, как козырьки, и когда её пытались срубить, она вдруг обрушивалась каменной рекой на всё, что оказывалось в поле её досягаемости, и, сметая, крушила всё – деревья, сходни, человеческие тела, ломая головы, кости, – и превращалась в каменную кровавую могилу.
Адэского охватывала истерика, страх… Страх даже не животный, хуже – демонический, неудержимый, затягивающий, заставляющий сделать всё что угодно – убить, предать, продать, пойти по головам людским, – лишь бы самому выжить. И в такие моменты Жоркин обезумевший взгляд всегда, да, всегда, без исключений, натыкался на отца Павла – из сотен людей, которые были там повсюду, именно на него. Он никак не мог понять, как этот маленький, худой бородатый мужичок, уже почти совсем старик, с необъяснимой лёгкостью катает непосильную тачку, без тени страха идёт к этим жутким козырькам, если нагребает породу, и опять везёт. Где он черпает силы, откуда в этом тщедушном теле столько