Граница. Виталий Волков
Читать онлайн книгу.
глядел в небо и на воду Ракомки, к августу больше напоминающую болотце… Плоскодонка, а не речка. А ведь были времена, когда по Ракомке ходили пароходики… Что еще? С точки зрения пса самым интересным, (помимо еды и чесания, конечно), самым заслуживающим внимания было наблюдать за тем, как в руках Человека из полешки возникает нечто узнаваемое – Шарон силился, силился, силился понять, что же это, но не мог прорвать, продавить ту пленку, которая отделяет знание от того, что происходит между ушами, что кипит под крышкой лба. Пес топорщил уши и силился, силился, фыркал, будто это назойливая муха привязалась к животному и лезет то в его ухо, то в нос. Волхин отрывался от мужского рукоделья и, закидывая черные очки на затылок, вглядывался в воздух, все еще полный летним светом, взмахивал полотенцем, приговаривая: «Вот курил бы, и тебя бы мухи не мучили».
Псу нравилось совать нос под ветерок, производимый полотенцем, и он уже фыркал чаще и чаще.
– Ладно, ладно, не мешай. Парень, я не просто так, а твой портрет мастерю, потом Саше подарю, на память. Дай ему… уж не знаю, кто, пережить нас с тобой.
Ближе к вечеру, когда солнце стало корольковым и перекатилось к городу, на сторону дальнего поля, Шарону захотелось повыть. Но он сдержался. Он знал, что Хозяин огорчится, узнав о таком его несдержанном поведении с Человеком.
А когда небо загустело над головами двоих обитателей дома на Великой русской равнине, хранящей останки воинов, воинов, воинов… когда протиснулась сквозь темно-сизый холст бледная луна, тогда между Волхиным и псом возникло недопонимание, если не сказать – конфликт. Шарон проник в дом, уселся перед телевизором, уставился в мертвый экран и замер, уши торчком. Так он просидел с полчаса. Волхин делал вид, что не замечает стойки гостя. Иваныч не собирался жить с животным под одной крышей, благо места и на террасе довольно, крыша широкая, с откосом, она укроет от ливня. А к зиме – Саша вернется. Конечно, он обязан вернуться. К зиме. Нет, собаке в доме Волхина не место, но и гнать животное, разбалованное Левиным, он в первый же день отчего-то не решался.
И вот пес сидел, сидел, да и сорвался в такой лай, что хоть всех святых выноси. Лай подхватили ракомские собаки, и пошло.
– Ты что хулиганствуешь? А? Я к тебе по-хорошему, а ты вот как? – осерчал Волхин. Он взялся за поводок. Пес попятился, прижал уши к затылку и изобразил на морде такое сочетание чувств, что Человек покачал головой, сам уселся в кресло и задумался, что же он такое изобразил? Что себе думает? Чего хочет?
Тем временем собачий лай несся отовсюду и превратился в хор, где-то вступил хозяйский женский голос, и он уже сулил карами чьей-то пустолайке. Цыганская собака узнаваемо визжала переливами – ой, ромалы… Надо же…
– Ну, брат, устроил ты хор Пятницкого. Тоже мне, дирижер. Гергиев ты, а не Шарон. Что, нравится самому? Живо? А? И не совестно?
Пес понял Человека по-своему и снова уселся в стойку перед экраном, вытянув спину в струну.
Тут Волхину вспомнилось –