Но заалелся переплёт окна

      Под утренним холодным поцелуем,

      И странно розовеет тишина.

      В сей час в стране блаженной мы ночуем,

      Лишь здесь бессилен наш земной обман,

      И я смотрю, предчувствием волнуем,

      В глубь зеркала сквозь утренний туман.

      Навстречу мне, из паутины мрака,

      Выходит юноша. Затянут стан;

      Увядшей розы цвет в петлице фрака

      Бледнее уст на лике мертвеца;

      На пальце – знак таинственного брака —

      Сияет острый аметист кольца;

      И я смотрю с волненьем непонятным

      В черты его отцветшего лица

      И вопрошаю голосом чуть внятным:

      «Скажи, за что томиться должен ты

      И по кругам скитаться невозвратным?»

      Пришли в смятенье тонкие черты,

      Сожжённый рот глотает воздух жадно,

      И голос говорит из пустоты:

      «Узнай: я предан муке беспощадной

      За то, что был на горестной земле

      Под тяжким игом страсти безотрадной.

      Едва наш город скроется во мгле, —

      Томим волной безумного напева,

      С печатью преступленья на челе,

      Как падшая униженная дева,

      Ищу забвенья в радостях вина…

      И пробил час карающего гнева:

      Из глубины невиданного сна

      Всплеснулась, ослепила, засияла

      Передо мной – чудесная жена!

      В вечернем звоне хрупкого бокала,

      В тумане хме льном встретившись на миг

      С единственной, кто ласки презирала,

      Я ликованье первое постиг!

      Я утопил в её зеницах взоры!

      Я испустил впервые страстный крик!

      Так этот миг настал, нежданно скорый.

      И мрак был глух. И долгий вечер мглист.

      И странно встали в небе метеоры.

      И был в крови вот этот аметист.

      И пил я кровь из плеч благоуханных,

      И был напиток душен и смолист…

      Но не кляни повествований странных

      О том, как длился непонятный сон…

      Из бездн ночных и пропастей туманных

      К нам доносился погребальный звон;

      Язык огня взлетел, свистя, над нами,

      Чтоб сжечь ненужность прерванных времён!

      И – сомкнутых безмерными цепями —

      Нас некий вихрь увлёк в подземный мир!

      Окованный навек глухими снами,

      Дано ей чуять боль и помнить пир,

      Когда, что ночь, к плечам её атласным

      Тоскующий склоняется вампир!

      Но мой удел – могу ль не звать ужасным?

      Едва холодный и больной рассвет

      Исполнит Ад сияньем безучастным,

      Из зала в зал иду свершать завет,

      Гоним тоскою страсти безначальной, —

      Так сострадай и помни, мой поэт:

      Я обречен в далёком мраке спальной,

      Где спит она и дышит горячо,

      Склонясь над ней влюблённо и печально,

      Вонзить