Первый узбек: Канувшие в вечность. Наталия Николаевна Трябина
Читать онлайн книгу.
сырья? Что его нужно сначала высушить на корню, просверлив отверстие до самой сердцевины, и лишь год спустя валить. Нет, не знает. Если бы отец или братья так делали, то Али с Ульмасом тоже об этом знали. В следующем письме домой об этом следует написать и послать одну из печатных книг Витрувия в подарок брату Кариму. Отец сейчас совсем не видит, всё равно читать не сможет.
Их второе сочинение было удостоено одобрительного хмыканья со стороны Беркер-эфенди. Он держал у себя их работу три дня и вернул всю исчёрканную красной киноварной краской.
– Я потратил несколько часов своего драгоценного времени, чтобы сделать соответствующие замечания. На каждом листе я нашёл не менее пяти неточностей: небрежных расчётов или непонятных мест, которые вы не смогли вразумительно объяснить. Если вы станете строителями и у вас будут ученики, то как вы сможете объяснить им секреты мастерства строителей? Чем вас так удивила пуццола́на*? В вашей дикой стране строители ничего не знают о ней? Это поистине удивительно! Из вашего первого опуса я понял, что ваши строения стоят совсем недолго, а видя ваши рисунки полуразвалившихся так называемых грандиозных сооружений, я понимаю, что строили их криворукие бездельники. Что касается песка, глины и извести, то не очистив и не подготовив материал соответствующим образом, вы никогда не сможете построить долговечное сооружение. – Беркер-эфенди устало вздохнул и продолжил: – Хорошо, что вы додумались добраться до великой державы, в которой не только понимают толк в строительстве, не только строят, но и могут научить строить.
Несмотря на обидные слова, в них была не крупица истины, а все хлёсткие, колкие слова были истиной. И сейчас, спустя значительное время после их появления в Истанбуле, братья поняли, что даже их любимый Уткир-устод был недоучкой, многого не знал и не умел. Что касается их первого учителя, то о нём и говорить не стоило. Его надо было забыть, как они забыли все синяки и шишки, получаемые от Санджара.
Их упорство в конце концов заметил и оценил мастер, к которому Синан их определил. Хвалить Кудрет-эфенди не хвалил, но иногда, скорее редко, чем часто, одобрительно кривил губы. Это изображало улыбку. Он, как и Мимар Синан был когда-то янычаром и получил ранение от скользящего удара саблей по голове. Голову спас бёрк с воткнутой в него металлической ложкой, выкрашенной под дерево. Но часть уха и щеки пострадали, с тех пор Кудрет-эфенди улыбался лишь половиной лица. В своё время он воевал вместе с главным архитектором, а после ранения пришёл к нему, как к бывшему члену одного оджака*. Не помочь своему соратнику для Мимара было бы страшным грехом.
Кудрет-эфенди никак не хотел забывать своего героического прошлого и, несмотря на то, что был уже давно женат, имел детей, продолжал одеваться почти как янычар. Когда-то братья слышали рассказы о том, что в янычарах служат отобранные у христиан дети, насильно обращённые в ислам. Но только в Истанбуле они поняли, что попасть в ряды янычар было не так-то легко. А учиться воинскому искусству приходилось довольно