Мода и границы человеческого. Зооморфизм как топос модной образности в XIX–XXI веках. Ксения Гусарова
Читать онлайн книгу.
устроены, и прогресс заключался в упрощении» (Mayr 2000: 532).
Трактовка прогресса в духе XIX века принуждает Делёза и Гваттари отмежеваться от возможной интерпретации вводимого ими понятия инволюции как обратной эволюции в смысле движения к более простым, недифференцированным формам. Инволюция для них, напротив, всегда предполагает усложнение за счет причудливых межвидовых альянсов, «трансверсальных коммуникаций между неоднородными популяциями» (Делёз, Гваттари 2010: 393). Инволюция – это область становления, в том числе творческого: «Художник и музыкант <…> становятся животным именно тогда, когда животное становится тем, чем хотели стать они» (Там же: 507). Во многом само наличие у становления созидательного потенциала связано с отказом от «определенности некоего состояния или эталона, в отношении которых как большие количества, так и малые называются миноритарными», то есть от господствующего положения, и с движением навстречу Другому: «любое становление – это становление-миноритарным, или меньшинством» (Там же: 482).
Однако сама по себе подобная трансформация отнюдь не обязательно подразумевает освобождение и созидание: те же самые тенденции и реконфигурации, как показывают Делёз и Гваттари, могут ложиться в основу аппарата насилия и контроля. Так, хотя пациент Фрейда, известный под псевдонимом Человек-волк, в «Тысяче плато» противопоставлен своему психоаналитику как стихия – порядку, в то же время «мы не можем отделить становления-волком из его снов от религиозной и военной организации его навязчивых идей» (Там же: 59). Столь же парадоксальное взаимопроникновение свободы и структурного подчинения Делёз и Гваттари обнаруживают в становлении-животным, связанном с мазохистскими практиками.
Подобное единство противоположностей обусловлено не только рестратификациями, мгновенно возникающими вдоль линии ускользания, но и внутренней неоднородностью любой «сборки», на «молекулярном» уровне включающей в себя как детерриторизованные, так и (ре)территоризованные элементы. Делёз и Гваттари поясняют эту мысль на примере поведения животных, которое, будучи в значительной степени детерминированным, в то же время во многом непредсказуемо и содержит – в зависимости от перспективы наблюдателя, но и «само по себе» – «самые разные биохимические, поведенческие, перцептивные, наследственные, приобретенные, импровизированные, общественные и т. д. компоненты» (Там же: 561). Фактически, речь идет о том, что в биологии называется «открытой генетической программой» (Mayr 2000: 598–599): обусловленное ею поведение определенным образом «прописано» в геноме и в то же время допускает значительную вариативность в зависимости от обучения и других обстоятельств формирования индивида.
Как и Элизабет Гросс впоследствии, Делёз и Гваттари акцентируют «артистичность» брачных ритуалов птиц и даже рассматривают музыку в целом сквозь призму становления-животным: «Инструментовка и оркестровка пропитаны становлением-животным и, прежде