Туманы таяли и вновь росли над лугом,

      Ползли, холодные, над мертвою травой,

      И бледные цветы шепталися друг с другом,

      Скорбя застывшею листвой.

      Они хотели жить, блистая лепестками,

      Вздыхать, дышать, гореть, лелеять аромат,

      Любиться с пчелами, дрожать под мотыльками,

      Из мира сделать пышный сад.

      Они изнемогли под сыростью тумана,

      И жаждали зари, и жаждали огня,

      И плакали, что смерть приходит слишком рано,

      Что поздно вспыхнут краски дня.

      И день забрезжился. Туманы задрожали,

      Воздушным кораблем повисли над землей.

      И ветры буйные, смеясь, его качали,

      И свет боролся с тусклой мглой.

      Все жарче день пылал сверкающим приветом,

      Холодный круг земли дыханьем горяча, —

      И облако зажглось, пронизанное светом

      Непобедимого луча!

      Хмурятся скалы, оплоты земной тишины:

      Ветер в пролетах свистит от стены до стены.

      Таинство жизни трепещет средь мертвых камней,

      Что-то забилось, как будто бы тени теней.

      Чахлые сосны растут на отвесной стене,

      Шепчут под Солнцем, и зябнут при тусклой Луне.

      Хочется соснам на горную высь посягнуть:

      Цепкие корни въедаются в твердую грудь.

      Скупо их кормят бездушные глыбы скалы.

      С жадными криками носятся сверху орлы.

      Чахлые сосны без влаги растут и растут.

      Чахлые сосны к Лазури дорогу найдут!

      В пустыне безбрежного Моря

      Я остров нашел голубой,

      Где, арфе невидимой вторя,

      И ропщет и плачет прибой.

      Там есть позабытая вилла,

      И, точно видение, в ней

      Гадает седая Сибилла,

      В мерцаньи неверных огней.

      И тот, кто взойдет на ступени,

      Пред Вещей преклонится ниц, —

      Увидить поблекшие тени

      Знакомых исчезнувших лиц.

      И кто, преклоняясь, заметит,

      Как тускло змеятся огни,

      Тот взглядом сильней их засветит, —

      И вспомнит погибшие дни.

      И жадным впиваяся взором

      В черты бестелесных теней,

      Внимая беззвучным укорам,

      Что бури громовой слышней, —

      Он