Ты была как оазис в пустыне,

      Ты мерцала стыдливой звездой,

      Ты Луною зажглась золотой,

      И тебе, недоступной богине,

      Отдавал я мечту за мечтой.

      Я решился в желании смелом

      По кремнистой дороге идти

      И не медлить нигде на пути,

      Ты казалась мне высшим пределом,

      За который нельзя перейти.

      И потом... О, какое мученье!

      К недоступному доступ найден.

      Я как жалкий ребенок смущен.

      Где любовь, где восторг упоенья?

      Все прошло, ускользнуло, как сон.

      Я мечты отдавал не богине,

      Ты все, ты – земля на земле,

      Я один в удушающей мгле.

      Я очнулся в бесплодной пустыне,

      Я проснулся на жесткой скале.

      Колеблются стебли зеленой долины,

      Их красит цветов разноцветный убор.

      А справа и слева дымятся вершины,

      Дымятся вершины торжественных гор.

      Я бросил свой дом, он исчез за горами,

      Оставил навеки родную семью.

      Под Небом глубоким с его облаками,

      Меж гор многоснежных, в раздумьи стою.

      Я жду, чтобы брызнули краски рассвета,

      Чтоб легкий от гор удалился дымок.

      Но в сердце напрасно ищу я ответа,

      Где Запад и Север, где Юг и Восток.

      Я жду. Все воздушней оттенки Лазури.

      Над сонной долиной – немой полусвет.

      Бледнеют обрывки умолкнувшей бури.

      И вот загорается где-то рассвет.

      Блеснули цветы пробужденной долины.

      В небесном пространстве заискрился день.

      Но с левой горы, с недоступной вершины,

      Легла на меня исполинская тень.

      Я стал удаляться от тени угрюмой,

      Но тень, вырастая, скользила за мной.

      Долина блистала смеющейся думой,

      А я был преследуем тьмою ночной.

      И вспыхнул закат перламутрово-алый,

      За горы склонялся задумчивый день,

      До новой горы доходил я, усталый,

      И с правой горы опрокинулась тень.

      И тени слились. И заря догорела.

      И горы окутались в сумрак ночной.

      С вершины к вершине, протяжно, несмело,

      Пророчества духов неслись надо мной.

      В молчаньи забывшейся ночи

      Уснул я при бледной Луне,

      И странно-знакомые очи

      Во сне наклонялись ко мне.

      И