Он был уже совсем ручной,

      Когда его придумал резчик.

      Он мог держать бы шар земной,

      А вынужден держать подсвечник.

      Вот едет поезд государственный.

      Стучат ступицы, едет пол.

      И запах от казарм лекарственный;

      Глотает мамка валидол.

      И едут офицеры с песнями,

      Юродивые тут как тут.

      Хозяйский вид, пальто советские…

      И дни осенние идут.

      Вот лето катится; из поезда

      Глядят в окно; ребенок спит

      Иль хнычет; нет, не беспокоится

      Мамаша юная; пиит

      Все косится в купе с картишками.

      Военный грезит: вот редут.

      Ребенок балуется книжками,

      Юрода Гришкою зовут.

      Вперед, вперед – стучат вагончики,

      На небе Лира и Пегас.

      Ноябрь придет, и Песьи Гончие —

      И Сириус, и ватерпас

      Нам пригодятся, пассажирам.

      Царь умер как-то, быть бы живым.

      И желтый свет, и лясы точат,

      И Солженицын уж пророчит.

      Моя голодная, израненная муза

      Ко мне пришла. И говорит ко мне:

      «Не знала ты величия союза,

      Как на войне.

      Не знала ты и голода; компаний

      Не видишь ты.

      Но из моих прекраснейших созданий,

      Без суеты,

      Не видишь ничего, кроме Пегаса.

      Лиры звонкой,

      И гончих псов, и ватерпаса.

      Мой голос – соловей ребенка.

      В глазах послов моих ты музыкой звучала

      нежной.

      И край российский твой безбрежный

      Узнает слов твоих и силу, и песок.

      Мой