Вот Данило вдруг приметил,

      Что огонь вдали засве́тил.

      На Гаврилу он взглянул,

      Левым глазом подмигнул,

      Наконец вот так решили,

      И прикашлянул легонько,

      Указав огонь тихонько;

      Тут в затылке почесал,

      «Эх, как тёмно! – он сказал. —

      Хоть бы месяц этак в шутку

      К нам проглянул на минутку,

      Всё бы легче. А теперь,

      Право, хуже мы тетерь…

      Да постой-ка… Мне сдаётся,

      Что дымок там светлый вьётся…

      Видишь, эвон!.. Так и есть!..

      Вот бы курево[22] развесть!

      Чудо было б!.. А послушай,

      Побега́й-ка, брат Ванюша.

      А, признаться, у меня

      Ни огнива, ни кремня».

      Сам же думает Данило:

      «Чтоб тебя там задавило!»

      А Гаврило говорит:

      «Кто-петь[23] знает, что горит!

      Коль станичники[24] пристали —

      Поминай его, как звали!»

      Всё пустяк для дурака,

      Он садится на конька,

      Бьёт в круты бока ногами,

      Теребит его руками,

      Изо всех горланит сил…

      Конь взвился, и след простыл.

      «Буди с нами крестна сила! —

      Закричал тогда Гаврило,

      Оградясь крестом святым. —

      Что за бес такой под ним!»

      Огонёк горит светлее,

      Горбунок бежит скорее.

      Вот уж он перед огнём.

      Светит поле словно днём;

      Чудный свет кругом струится,

      Но не греет, не дымится,

      Диву дался тут Иван.

      «Что, – сказал он, – за шайтан[25]!

      Шапок с пять найдётся свету,

      А тепла и дыму нету;

      Эко чудо-огонёк!»

      Говорит ему конёк:

      «Вот уж есть чему дивиться!

      Тут лежит перо Жар-птицы,

      Но для счастья своего

      Не бери себе его.

      Много, много непокою

      Принесёт оно с собою». —

      «Говори ты! Как не так!» —

      Про себя ворчит дурак;

      И, подняв перо Жар-птицы,

      Завернул его в тряпицы,

      Тряпки в шапку положил

      И конька поворотил.

      Вот он к братьям приезжает

      И на спрос их отвечает:

      «Как туда я доскакал,

      Пень горелый увидал;

      Уж над ним я бился, бился,

      Так что чуть не надсадился;

      Раздувал его я с час,

      Нет ведь, чёрт возьми, угас!»

      Братья целу ночь не спали,

      Над Иваном хохотали;

      А Иван под воз присел,

      Вплоть до утра прохрапел.

      Тут коней они впрягали

      И в столицу приезжали,

      Становились в конный ряд,

      Супротив больших палат.

      В той столице был обычай:

      Коль не скажет городничий[26] —

      Ничего не покупать,

      Ничего не продавать.

      Вот обедня наступает;

      Городничий