Седьмой месяц года, второй месяц лета

      Уходит, дождавшись слепого рассвета.

      Уходит – куда и зачем, почему?

      И я, с ним прощаясь, прощаю ему

      Все горечи дней и осколки ночей,

      Стеклянные муки огарков свечей

      И старые письма, и холод рассвета…

      Седьмой месяц года, второй месяц лета.

      И будет день, и будут грезы

      Стучать в окно, пытаясь жить.

      А в темноте мерцают звезды,

      Которых нам не полюбить.

      Ты просишь тихо: «Оставайся»,

      Хоть чувствуешь, что я уйду.

      И замолкаешь. Нет, не кайся,

      Но отвечаешь: «Не могу»…

      Я остаюсь, но лишь на время,

      Всего на несколько минут

      И вот рассвет – захлопнув двери,

      Я ухожу в свой долгий путь.

      Но будет день и будут грезы,

      И я вернусь, пытаясь жить.

      А в темноте взорвутся звезды,

      Которых нам не позабыть.

      Радужные краски на стволе березы,

      Яркие листочки на ветру шумят

      И роняют тихо, не скрывая, слезы,

      И о чем-то снова нам не говорят.

      Это просто осень – время для печали,

      Для депрессий новых, для дождей и слез.

      А березы молча плакали, стояли —

      Нет причин для смеха нынче у берез.

      Ты не смотри в глаза безумному шуту —

      Его глаза, как лед, полны чужой тоски

      И смех – его талант, подвластен королю,

      Но шут не так то прост, как кажется другим.

      Так пусть кричат «казнить», пусть дразнят и бранят —

      Шут знает, что зачем, и видит их сердца.

      И он смеется громко, когда кричат «дурак»,

      И будет хохотать, когда пробьет набат

      По нам…

      Так много приторной отваги

      И бесполезной суеты.

      И реют над страною флаги,

      Но все они, как ночь, черны.

      Растает сон, и понимаешь,

      Что только боль теперь важна.

      И режешь вены, но скучаешь,

      А скука жалобно грустна.

      Не тратя сил на ярость к многим,

      Все обращаешь на себя

      И убиваешь судей строгих

      По имени Стыд и Душа.

      А небо се́ро и безлико,

      Как асфальтированный мост.

      Проснешься – снова стоны, крики.

      Заснешь – и не увидишь звезд.

      Мягкий шелковистый свет

      Укрывает плечи шалью

      И мерцает он в окне

      То ли медью, то ли сталью.

      А в серебряном дыму,

      Что сжигает наши письма,

      Кружится твое «люблю»

      И над головою виснет…