Какой тут дышит мир! Какая славы тризна

      Средь кипарисов, мирт и каменных гробов!

      Рукою набожной сложила здесь отчизна

      Священный прах своих сынов.

      Они и под землей отвагой прежней дышат…

      Боюсь, мои стопы покой их возмутят,

      И мнится, все они шаги живого слышат,

      Но лишь молитвенно молчат.

      Счастливцы! Высшею пылали вы любовью:

      Тут что ни мавзолей, ни надпись – все боец,

      И рядом улеглись, своей залиты кровью,

      И дед со внуком, и отец.

      Из каменных гробов их голос вечно слышен,

      Им внуков поучать навеки суждено,

      Их слава так чиста, их жребий так возвышен,

      Что им завидовать грешно…

      Дул север. Плакала трава

      И ветви о недавнем зное,

      И роз, проснувшихся едва,

      Сжималось сердце молодое.

      Стоял угрюм тенистый сад,

      Забыв о пенье голосистом;

      Лишь соловьихи робких чад

      Хрипливым подзывали свистом.

      Прошла пора влюбленных грез,

      Зачем еще томиться тщетно?

      Но вдруг один любовник роз

      Запел так ярко, беззаветно.

      Прощай, соловушко! – И я

      Готов на миг воскреснуть тоже,

      И песнь последняя твоя

      Всех вешних песен мне дороже.

      Я потрясен, когда кругом

      Гудят леса, грохочет гром

      И в блеск огней гляжу я снизу,

      Когда, испугом обуян,

      На скалы мечет океан

      Твою серебряную ризу.

      Но, просветленный и немой,

      Овеян властью неземной,

      Стою не в этот миг тяжелый,

      А в час, когда, как бы во сне,

      Твой светлый ангел шепчет мне

      Неизреченные глаголы.

      Я загораюсь и горю,

      Я порываюсь и парю

      В томленьях крайнего усилья

      И верю сердцем, что растут

      И тотчас в небо унесут

      Меня раскинутые крылья.

      Прости – и все забудь в безоблачный ты час,

      Как месяц молодой на высоте лазури;

      И в негу вешнюю врываются не раз

      Стремленьем молодым пугающие бури.

      Когда ж под тучею, прозрачна и чиста,

      Поведает заря, что минул день ненастья,

      Былинки не найдешь и не найдешь листа,

      Чтобы не плакал он и не сиял от счастья.

      Ловец, все дни отдавший лесу,

      Я направлял по нем стопы;

      Мой глаз привык к его навесу

      И ночью различал тропы.

      Когда же вдруг из тучи мглистой

      Сосну ужалил