Я бодрствую, но вещий сон мне снится.

      Пилюли пью – надеюсь, что усну.

      Не привыкать глотать мне горькую слюну:

      Организации, инстанции и лица

      Мне объявили явную войну —

      За то, что я нарушил тишину,

      За то, что я хриплю на всю страну,

      Затем, чтоб доказать – я в колесе не спица,

      За то, что мне неймется, и за то, что мне не спится,

      За то, что в передачах заграница

      Передает блатную старину,

      Считая своим долгом извиниться:

      «Мы сами, без согласья…» – Ну и ну!

      За что еще? Быть может, за жену —

      Что, мол, не мог на нашей подданной жениться,

      Что, мол, упрямо лезу в капстрану

      И очень не хочу идти ко дну,

      Что песню написал, и не одну,

      Про то, как мы когда-то били фрица,

      Про рядового, что на дзот валится,

      А сам – ни сном ни духом про войну.

      Кричат, что я у них украл луну

      И что-нибудь еще украсть не премину.

      И небылицу догоняет небылица.

      Не спится мне… Ну как же мне не спиться!

      Нет, не сопьюсь – я руку протяну

      И завещание крестом перечеркну,

      И сам я не забуду осениться,

      И песню напишу, и не одну,

      И в песне я кого-то прокляну,

      Но в пояс не забуду поклониться

      Всем тем, кто написал, чтоб я не смел ложиться!

      Пусть даже горькую пилюлю заглотну.

      Жил-был один чудак —

      Он как-то раз, весной,

      Сказал чуть-чуть не так —

      И стал невыездной.

      А может, что-то спел не то

      По молодости лет,

      А может, выпил два по сто

      С кем выпивать не след.

      Он письма отправлял —

      Простым и заказным,

      И не подозревал,

      Что стал невыездным.

      Да и не собирался он

      На выезд никуда —

      К