Ночь, притихшая дорога…

      Город дремлет, но не спит.

      Как птенец, вспорхнет с порога,

      И, неслышный, полетит.

      В фонарей неровном свете

      Быстрым легким ветерком

      На своем велосипеде —

      Пара крыльев под седлом.

      Он – бродяга и философ…

      Ночь шуршит под колесом,

      В голове полно вопросов

      Без ответов – обо всем.

      Оттого ему не спится

      Средь манящей тишины,

      Как у Маленького принца,

      Звезд глаза его полны…

      Ты, мой принц, умен и светел,

      Все пойми – и не грусти

      На единственной планете,

      Что у вечности в горсти…

      Поймешь и ты, как это происходит:

      Сначала невзначай и не всерьез,

      Но повторенье до ума доводит,

      Что страшное, увы, уже сбылось…

      И, осмотревшись в прежнем окруженье,

      Вдруг осознаешь, что уже не те —

      Черты миров и это отраженье,

      Что видишь пред собою в темноте,

      Что без тебя в грядущее уплыли,

      Сверкая, золотые корабли,

      Уж нет обид на то, что изменили,

      Не жаль, что нет надежды у любви…

      Лишь все живет в душе шальное чувство

      Не пройденных дорог, и средь полей

      Вдруг море зашумит…, и всей Земли искусство

      Ждет постиженья глубины своей.

      Хоть труден смысл, но все ж необходимо

      Воздвигнуть вновь из снов, из пустоты

      Пространство для тепла, но нелюдимо

      В душе, и жуткий холод с высоты

      Грозит обрушиться… Но осень обещала

      Еще немного ярких теплых дней

      Прощального природы карнавала

      У пристани заброшенной моей…

      Поймешь и ты, как это происходит…

      Бабочка орхидеи

      Замерла за окном —

      Пленница или фея

      В сумраке ледяном.

      Носятся, как шальные,

      Белые мотыльки…

      Жаркие, золотые

      Тропики далеки.

      Слишком далек экватор…

      Здесь же полгода так:

      Даже не виноватый —

      Все ж обречен на мрак.

      Теплятся, чуть живые,

      В замяти зимних стуж,

      Нежные, кружевные

      Бабочки наших душ…

      Ах, эта серость, эта сырость,

      Ноябрьский пасмурный налет

      На всем, что было, всем, что снилось,

      И что когда-нибудь придет.

      Простудой вечною болея —

      Проклятьем северных широт,

      Сдавив шарфами туже шеи,

      Спешит скукоженный народ…

      Но так пронзительно пространство

      Над распластавшейся Невой,

      Деревьев