Звучащий из сурьмяной массы

      Стогообразного куста

      И были скорбны и неясны

      Два слога жалобы: «устал…»

      Я видел: что-то изменялось

      В моем обличье. Ткань одежд,

      Дымясь и тая, испарялась,

      Как влага слез на стрелах вежд.

      Я был охвачен наготою

      И алым пламенем стыда…

      Так лишь за смертною чертою,

      Пред ликом Божьего суда

      Возможно, вспыхивают души

      Пред немотой небесных врат.

      Когда оставлен и разрушен

      Непрочный храм земных услад

      И смыта ретушь лицемерья,

      И вся мирская шелуха,

      И обнажен для лицезренья

      Весь неприкрытый срам греха.

      Я вглядывался в темный остов,

      Сухой, безлистый, мрачный куст.

      Он был как вечность над погостом,

      Как символ воплотивший грусть.

      Он состоял из черных терний.

      Объединенных вкруг колец,

      И веял мукою безмерной

      В клочки разорванных сердец.

      Он звал в шипов своих объятья,

      Чтоб на лоскутья разорвать

      Ткань виталического платья,

      Астрала целостность разъять,

      Затем сживить для новой муки —

      И так по кругу, сотни раз…

      Но чьи-то ласковые руки

      Прервали тягостный рассказ,

      Вернув оставленному телу

      Его покинутый витал…

      Пространство тоненько звенело,

      Вновь расщепленье… темный зал…

      Меня влекло, как будто в сети

      В почти невидимый провал.

      Уже не шел, но плыл, и светел

      Был контур рук, лица овал.

      Вокруг – один лишь мрак звенящий,

      И ощущенье липких стен.

      То зал, то узкий длинный ящик,

      То ожиданье жутких сцен

      Нечеловеческого действа.

      И все – лишь ощупью, чутьем

      Каким-то новым, словно место

      Глаз занял цокольный разъем

      Питанья чуткого радара,

      Что знает – кто сокрыт и где.

      Готовя силы для удара…

      Но вскоре сумрак поредел,

      Как осветляется стремнина

      Реки. Когда осядет муть

      И видишь лишь наполовину,

      Покуда нечему блеснуть.

      Я видел зеркало. Узорен

      Был палисандровый багет.

      Но зримым образам не вторил

      Его скупой сребристый свет,

      Сочащийся со дна инферно,

      Не отражая ничего,

      Лишь плоскость зыбью эфемерной

      Трех расходящихся кругов

      Манила в это зазеркалье —

      И я противится не мог,

      Нырнув в пульсации мельканье.

      Как нож в дымящийся пирог,

      Но угодил лишь в шлюз отвесный,

      Бездонный лаз в глубины тьмы.

      Аморфной тенью бессловесной

      В едва намеченный размыв.

      Я