рвущихся из орбит в светлое будущее.

      Он как пришелец из этого будущего

      знал его наизусть до мельчайших деталей.

      И оно наступило с точностью до наоборот,

      чуть позже, чем должен был наступить

      во взятой отдельно стране коммунизм,

      но много раньше, чем ожидалось,

      и приказало:

      «Вперёд назад».

      «Я?» —

      спросил растерянно он.

      «Ты, ты» —

      сказало оно.

      И он устремился

      назад вперёд

      и вперёд назад.

      Библия, которую он не читал,

      как до того не читал «Капитал»,

      стала настольной книгой и прижимает бумаги.

      Он отпустил бороду,

      седина её даже красит.

      Классики марксизма-ленинизма

      висят теперь в красном углу,

      где пахнет лампадным маслом,

      а над его головой в кабинете

      единый в трёх лицах из строгой дубовой рамы

      напоминает входящим о бренности жизни

      и верности мать её диалектики.

      Он стал действительным членом

      академии нравственной безопасности,

      читает лекции, пишет книги

      и сладострастно ставит ставших своими

      продажных девок империализма,

      имена которых даются ему с трудом,

      раком на службу великому делу

      возрождения славы и мощи когда-то великой империи,

      навещает мощи в центре её столицы

      и окрестных монастырях,

      счастлив, как прежде,

      и говорит, опрокинув стаканчик,

      поднимая палец и воздымая очи:

      «Он всё видит, всё знает, всё по его воле,

      иначе как бы так выходило,

      что люди хотят как лучше, а получается как всегда?»,

      держит глубокомысленно паузу и заключает:

      «Его учение верно,

      потому что оно вечно»,

      хрустит огурцом и наливает по новой.

      «Ну ты и фрукт» —

      говорю восхищённо.

      Он отвечает:

      «Неверно ты понимаешь момент.

      Дьявол искушает душу твою.

      Но ты пей, не тушуйся,

      может, поймёшь, что фрукт это ты,

      созреешь и опадёшь,

      мягкой тебе посадки,

      а мы, вечные овощи,

      вечны».

      «смерть…»

      «Этот камень даже в жару…»