Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!

      Я нынче славным бесом обуян,

      Как будто в корень голову шампунем

      Мне вымыл парикмахер Франсуа.

      Держу пари, что я еще не умер,

      И, как жокей, ручаюсь головой,

      Что я еще могу набедокурить

      На рысистой дорожке беговой.

      Держу в уме, что нынче тридцать первый

      Прекрасный год в черемухах цветет,

      Что возмужали дождевые черви

      И вся Москва на яликах плывет.

      Не волноваться. Нетерпенье – роскошь.

      Я постепенно скорость разовью —

      Холодным шагом выйдем на дорожку,

      Я сохранил дистанцию мою.

      На высоком перевале

      В мусульманской стороне

      Мы со смертью пировали —

      Было страшно, как во сне.

      Нам попался фаэтонщик,

      Пропеченный, как изюм, —

      Словно дьявола поденщик,

      Односложен и угрюм.

      То гортанный крик араба,

      То бессмысленное «цо» —

      Словно розу или жабу,

      Он берег свое лицо.

      Под кожевенною маской

      Скрыв ужасные черты,

      Он куда-то гнал коляску

      До последней хрипоты.

      И пошли толчки, разгоны,

      И не слезть было с горы —

      Закружились фаэтоны,

      Постоялые дворы…

      Я очнулся: стой, приятель!

      Я припомнил, черт возьми!

      Это чумный председатель

      Заблудился с лошадьми!

      Он безносой канителью

      Правит, душу веселя,

      Чтоб вертелась каруселью

      Кисло-сладкая земля…

      Так в Нагорном Карабахе,

      В хищном городе Шуше,

      Я изведал эти страхи,

      Соприродные