О друг, оболочку вещей позабудь,

      Ищи ты в вещах и явленьях лишь суть.

      Кто знания, щедрости, веры лишен,

      Одна оболочка без сущности он.

      Ты душу живую при жизни спасай,

      Родные о мертвых не думают, знай.

      Кто души людские покоит, ведь тот

      В покое и мире навеки заснет.

      Трать злато, пока ты хозяин над ним,

      Быть может, достанется завтра другим.

      Тоска-лиходейка не грызла чтоб грудь,

      К страдальцам всегда сострадателен будь.

      Растрачивай все, что в твоем сундуке,

      Коль ключ ты имеешь сегодня в руке.

      Готовь, не надеясь на жен иль детей,

      Ты сам для последней дороги своей

      Благие деянья – припас путевой —

      И в Царствии Божьем обрящешь покой.

      Поменьше на помощь других уповай,

      На бога надейся, да сам не плошай.

      Страдальца одеждой прикрой, если наг,

      И грех твой создатель прикроет: он – благ.

      Скитальца от двери своей не гони,

      Быть может, наступят тяжелые дни,

      И будешь скитаться ты сам у дверей,

      Прося подаянья у добрых людей.

      О люди, врачуйте больные сердца

      В предвиденьи тяжкого жизни конца!

      Пусть грудь нищей братьи свободней вздохнет,

      Ведь можем и мы испытать этот гнет.

      Пусть нету нужды в попрошайстве тебе,

      Внимателен будь к попрошаек судьбе!

      Бедняжке-сиротке, о друг, помоги.

      Обмой, вынь занозу ему из ноги.

      Как знать, что случится в грядущем с тобой?

      Знай, древо без корня поникнет главой.

      И если поник сирота, пожалей —

      Своих перед ним не ласкай ты детей.

      С очей сиротинки кто слезы утрет?

      Коль гневен – к спокойствию кто призовет?

      Ах, если до слез сироту ты довел,

      Всколеблется вышнего бога престол!

      Люби сиротинок от всей ты души,

      Обмой их, одень, им глаза осуши.

      Родительской сени сиротка лишен —

      Пусть будет он кровом твоим осенен.

      Когда был лелеем я милым отцом,

      Казалось, был венчан я царским венцом.

      Мне муха садилась на лоб, и моя

      Кругом волновалась тревожно семья,

      А ныне никто не поможет, хотя б

      Во вражьем плену