Я томилась негаданной встречей,

      озарившей миражную даль.

      О мой путь – между снегом и вечностью

      на поющих любви проводах…

      Но туманным дождем, не нарочно

      намокает полетность крыла.

      То ли связь между нами нарушена,

      то ли просто любовь умерла.

      Этюд

      полночный

      изобильно

      светел

      тревожным

      откровеньем муки

      лика:

      ах,

      или

      богом дан?

      ах, или

      ливень

      еще не смолк,

      танцуя на ветру?

      Горит Октябрь любви воспоминаньем…

      листочки, словно флаги на ветвях,

      разбросаны с уходом второпях, —

      любовью ль это? или любованьем?

      Каким-то свежим вновь очарованьем

      дохнул закат в березовых лучах —

      так значит, праздник Солнца не зачах!

      неистощимо леса дарованье…

      Примолкли птицы, только крик сорок

      пророчит теплым дням недолгий срок,

      вещает снегопада приближенье;

      растет запас моих цветных свечей,

      готовится иное наважденье

      в тумане дней и шорохе ночей.

      В тумане дней и шорохе ночей

      приходит к нам нежданная тревога

      и словно пес, садится у порога,

      скулит и воет – слезы из очей.

      Я призову к тебе моих врачей,

      пускай подлечат старенького дога,

      а если будешь плакать слишком долго —

      я приглашу знакомых палачей.

      Мой верный пес, печаль моя земная,

      не надо выть, твои невзгоды знаю,

      взгляни: какая полная луна!

      ни звука… Спит медведь, уснул ручей;

      лишь тишина – пронзительно слышна

      и чистый Голос, явственно Ничей.

      И чистый Голос, явственно ничей,

      Поет невыразимые красоты,

      берет недостижимые высоты —

      нет, не Алябьев! Нет, не Соловей!

      Не надо мне спасительных огней,

      оставьте в ульях восковые соты —

      не в первый раз, не в пятый и не в сотый

      проглянет тьма из-за святых дверей.

      Душа моя не в храме обрела,

      а в суете – два праведных крыла;

      но