И, наконец, в воскресенье, когда у Евы было свободных полдня и десерт старухе готовила приходящая домработница или даже сноха Калерии Петровны, ей с равнодушной щедростью оставляли на столике в собственной комнате: морской салат из креветок и мидий, порцию балыка или половинку холодного цыпленка и бисквитный рулет с ежевичным вареньем. Всегда одно и то же! Без малейших отступлений от заведенного раз и навсегда распорядка.

      С понедельника меню абсолютно повторялось.

      Смена летних блюд наступала только осенью.

      Даже в праздничные дни, когда в дом приходили гости, старухе подавали отдельно согласно ее диете.

      Так вот, это маниакальное стремление сохранить в свежести телесные потроха и жить как можно дольше престранным образом сочеталось в старухе с искренним отвращением к собственной старости!

      Такое же, только собачье, меню было и у любимого китайского пекинеса хозяйки – Розетты.

      Ночью Ева выходила покурить на лестницу. Она не боялась привидений расстрелянных, которые – говорят – бродят при луне кровавым нагишом по Дому мертвецов, капая пулями на пол. Закурив, облокачивалась на узкие перильца у огромного окна, которое шло снизу вверх вдоль всего фасада. Там, за стеклянной стеной, равнодушно сияла столица. Весенняя гроза продолжала кружить над мегаполисом, и на западе небо моргало пунцовым веком – в глаз погоды попала соринка… Тихие вспышки рисовали далекий силуэт стоэтажного Университета. Баржа, плывущая вниз по реке, спугнула с огнистых волн стаю уток. На другом берегу дымил банным парком открытый бассейн «Москва». Его круглая лаковая вода была освещена лучами прожекторов, и виднелся в ней резиновым мячиком какой-то одинокий сумасшедший купальщик. «Может быть, это плавал в одиночестве директор бассейна? Или пьяный сторож воды? Странно, что в центре столицы водятся дикие утки. Странно, что бассейн с вышками для прыжков построен здесь, в каких-то пяти минутах ходьбы от Кремля…» – машинально думала Ева в такт затяжкам. Она не знала, что здесь когда-то стоял Храм Христа Спасителя. Этим днем Ева побывала на Центральном телеграфе: мать вызвала на телефонный разговор. Оказывается, она нашла письма Грачева, которые тот писал ей два года назад из Сочи. И все поняла. Она сказала мертвым голосом, что выгнала Грачева из дома, что дочь должна к ней вернуться, что они будут теперь жить только вдвоем, что Грачев подонок… Ева вздохнула. Мать ничего не поняла. Грачев по существу ни в чем не виноват. Ева сама захотела доказать свою девичью силу и сама добилась всего. А мать что? Мать – тряпка. Как выгнала, так и вернет Грачева обратно, да еще и унизится лишний раз. В Москве она окончательно стала старше матери… тут страшновато ожила шахта бездонного лифта. Кто-то с гулом возмездия поднимается вверх в ночной зеркальной кабине, где можно спятить с ума, если застрянешь между этажами, и Ева поспешила обратно в квартиру. Сердце