Торгующие смрадом и позором,

      Они гурьбой преследуют Молву,

      Заглядывая в очи божеству

      Подобострастным и тщеславным взором.

      Но та их гонит плеткою назад,

      Не дав и заглянуть ей даже в зад.[92]

      Перенесенным в этот замок-диво

      Себя узрел ты, славный Дюнуа.

      О подвигах твоих – и справедливо –

      Провозгласила первая труба.

      И сердце застучало горделиво,

      Когда в те зеркала ты поглядел,

      Увидев отраженье смелых дел,

      Картины добродетелей и славы;

      И не одни геройские забавы

      Там отражались – гордость юных дней,

      А многое, что совершить трудней.

      Обманутые, нищие, сироты,

      Все обездоленные, чьи заботы

      Ты приносил к престолу короля,

      Шептали «Ave», за тебя моля.

      Пока наш рыцарь, доблестями гордый,

      Свою историю обозревал,

      Его осел с величественной мордой

      Гляделся тоже в глубину зеркал.

      Но вот раскаты трубного напева

      Рокочут о другом, и весть слышна:

      «Сейчас в Милане Доротея-дева

      По приговору будет сожжена.

      Ужасный день! Пролей слезу, влюбленный,

      О красоте ее испепеленной!»

      Воскликнул рыцарь: «В чем она грешна?

      Какую ставят ей в вину измену?

      Добро б дурнушкою была она,

      Но красоту – приравнивать к полену!

      Ей-богу, если это не обман,

      Должно быть, помешался весь Милан».

      Пока он говорил, труба запела:

      «О Доротея, бедная сестра,

      Твое прекрасное погибнет тело,

      Коль паладин, в котором сердце смело,

      Тебя не снимет с грозного костра».

      Услышав это, Дюнуа, во гневе,

      Решил лететь на помощь юной деве;

      Вы знаете, как только находил

      Герой наш случай выказать отвагу,

      Не рассуждая, он вперед спешил

      И обнажал за угнетенных шпагу.

      Он жаждал на осла скорее сесть:

      «Лети в Милан, куда зовет нас честь».

      Осел, раскинув крылья, в небе реет;

      За ним и херувим[93] едва ль поспеет.

      Вот виден город, где суровый суд

      Уже творит приготовленья к казни.

      Для страшного костра дрова несут.

      Полны