Я вздрагивал. Я загорался и гас.

      Я трясся. Я сделал сейчас предложенье, —

      Но поздно, я сдрейфил, и вот мне – отказ.

      Как жаль ее слез! Я святого блаженней.

      Я вышел на площадь. Я мог быть сочтен

      Вторично родившимся. Каждая малость

      Жила и, не ставя меня ни во что,

      B прощальном значеньи своем подымалась.

      Плитняк раскалялся, и улицы лоб

      Был смугл, и на небо глядел исподлобья

      Булыжник, и ветер, как лодочник, греб

      По лицам. И все это были подобья.

      Но, как бы то ни было, я избегал

      Их взглядов. Я не замечал их приветствий.

      Я знать ничего не хотел из богатств.

      Я вон вырывался, чтоб не разреветься.

      Инстинкт прирожденный, старик-подхалим,

      Был невыносим мне. Он крался бок о бок

      И думал: «Ребячья зазноба. За ним,

      К несчастью, придется присматривать в оба».

      «Шагни, и еще раз», – твердил мне инстинкт,

      И вел меня мудро, как старый схоластик,

      Чрез девственный, непроходимый тростник

      Нагретых деревьев, сирени и страсти.

      «Научишься шагом, а после хоть в бег», —

      Твердил он, и новое солнце с зенита

      Смотрело, как сызнова учат ходьбе

      Туземца планеты на новой планиде.

      Одних это все ослепляло. Другим —

      Той тьмою казалось, что глаз хоть выколи.

      Копались цыплята в кустах георгин,

      Сверчки и стрекозы, как часики, тикали.

      Плыла черепица, и полдень смотрел,

      Не смаргивая, на кровли. А в Марбурге

      Кто, громко свища, мастерил самострел,

      Кто молча готовился к Троицкой ярмарке.

      Желтел, облака пожирая, песок.

      Предгрозье играло бровями кустарника.

      И небо спекалось, упав на кусок

      Кровоостанавливающей арники.

      В тот день всю тебя, от гребенок до ног,

      Как трагик в провинции драму Шекспирову,

      Носил я с собою и знал назубок,

      Шатался по городу и репетировал.

      Когда я упал пред тобой, охватив

      Туман этот, лед этот, эту поверхность

      (Как ты хороша!) – этот вихрь духоты —

      О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут.

      …………………

      Тут жил Мартин Лютер. Там – братья Гримм.

      Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.

      И все это помнит и тянется к ним.

      Все – живо. И все это тоже – подобья.

      О, нити любви! Улови, перейми.

      Но как ты громаден, обезьяний,

      Когда над надмирными жизни дверьми,

      Как равный, читаешь свое описанье!

      Когда-то под рыцарским этим гнездом

      Чума полыхала. А нынешний жуел —

      Насупленный лязг и полет поездов

      Из жарко, как ульи, курящихся дупел.

      Нет, я не пойду туда завтра. Отказ —

      Полнее прощанья. Все ясно. Мы квиты.

      Да и оторвусь ли от газа, от касс, —

      Что