Но один сон Таня запомнила четко, до деталей, может, потому, что осознавала, что спит. Она очутилась в каком-то темном месте, настолько темном, что ничто не проникало сквозь черноту. Не успела она испугаться, как к ней пришла мысль, что черный – это смешение всех цветов, и тут же всем своим телом она ощутила шелковистость ткани, окутавшую ее с ног до головы. Вдруг откуда-то повеяло сквозняком. Ее покров зашевелился, забрезжил свет, стали еле различимы очертания окружающих предметов. Страх тяжестью навалился на нее. Таня попыталась плотнее завернуться в одеяло, но ткань вдруг начала рассыпаться в прах, а лента вдруг превратилось в змею и, обдав влажным холодом, соскользнула вниз. Раздался треск, и Таня поняла, что внутри ее тела что-то взорвалось. Она обхватила себя за плечи и с ужасом стала наблюдать, как рваная трещина разорвала ее тело пополам, пульсирующее сердце вырвалось наружу и со страшным звоном разбилось на мелкие куски. И тогда она закричала что есть силы, пронзительно, до визга…

      Таня проснулась в холодном поту и прижала руки к груди, чтобы почувствовать горячие толчки своего живого сердца. Она взглянула на циферблат электронных часов – 02:22. Подождала, когда сердце найдет свой обычный ритм, встала и вышла на кухню. «И что это я всполошилась? – стала успокаивать она саму себя. – Мало ли что может присниться?..» Она открыла кран, набрала воды в стакан, сделала несколько глотков. Вода несла в себе с привкус старых труб.

      Таня вернулась к себе в комнату, легла в хранившую тепло постель. За полупрозрачными шторами мелькнул отсвет фар проезжающей машины. «Завтра надо позвонить Нинке, – подумала она. – Наверное, уже вымоталась, и никакого мобильника не надо». С этой мыслью она закрыла глаза и окунулась в сон.