Продрогнешь, натерпишься страху,

      А там – и опять ничего!

      Да, видно, хозяин дал маху –

      Зима доконала его!..

      Случилось в глубоком сугробе

      Полсуток ему простоять,

      Потом то в пару, то в ознобе

      Три дня за подводой шагать:

      Покойник на срок торопился

      До места доставить товар.

      Доставил, домой воротился –

      Нет голосу, в теле пожар!

      Старуха его окатила

      Водой с девяти веретен

      И в жаркую баню сводила,

      Да нет – не поправился он!

      Тогда ворожеек созвали –

      И поят, и шепчут, и трут –

      Всё худо! Его продевали

      Три раза сквозь потный хомут,

      Спускали родимого в пролубь,

      Под куричий клали насест…

      Всему покорялся, как голубь, –

      А плохо – не пьет и не ест!

      Еще положить под медведя,

      Чтоб тот ему кости размял,

      Ходебщик сергачевский Федя –

      Случившийся тут – предлагал.

      Но Дарья, хозяйка больного,

      Прогнала советчика прочь:

      Испробовать средства иного

      Задумала баба: и в ночь

      Пошла в монастырь отдаленный

      (Верстах в тридцати от села),

      Где в некой иконе явленной

      Целебная сила была.

      Пошла, воротилась с иконой –

      Больной уж безгласен лежал,

      Одетый как в гроб, причащенный,

      Увидел жену, простонал

      И умер…

      …Саврасушка, трогай,

      Натягивай крепче гужи!

      Служил ты хозяину много,

      В последний разок послужи!

      Чу! два похоронных удара!

      Попы ожидают – иди!..

      Убитая, скорбная пара,

      Шли мать и отец впереди.

      Ребята с покойником оба

      Сидели, не смея рыдать,

      И, правя савраской, у гроба

      С вожжами их бедная мать

      Шагала… Глаза ее впали,

      И был не белей ее щек

      Надетый на ней в знак печали

      Из белой холстины платок.

      За Дарьей – соседей, соседок

      Плелась негустая толпа,

      Толкуя, что Прокловых деток

      Теперь незавидна судьба,

      Что Дарье работы прибудет,

      Что ждут ее черные дни.

      «Жалеть ее некому будет», –

      Согласно решили они…

      Как водится, в яму спустили,

      Засыпали Прокла землей;

      Поплакали, громко повыли,

      Семью пожалели, почтили

      Покойника щедрой хвалой.

      Сам староста, Сидор Иваныч,

      Вполголоса бабам подвыл,

      И «Мир тебе, Прокл Севастьяныч! –

      Сказал. – Благодушен ты был,

      Жил честно, а главное: в сроки,

      Уж как тебя Бог выручал,

      Платил господину оброки

      И подать царю представлял!»

      Истратив