Есть в Арагоне юная дама,

      солнцу равная красой;

      кудри золотые вьются

      до земли у дамы той.

      (Ох, как искусно, Анна Мария,

      Ты крадешь сердец покой!)

      Кудри матушка ей чешет,

      взявши гребень золотой;

      каждый локон – загляденье,

      чудо – волосок любой,

      волосков атласные пряди

      облегают стан прямой.

      Ей сестричка их заплетает

      гладкой, ровною косой;

      косу крестная кропит ей

      ароматною водой,

      а невестка перевивает

      разноцветною тесьмой.

      С дамы брат очей не сводит,

      горд красавицей сестрой;

      с ней на ярмарку он едет

      и, не стоя за ценой,

      серьги, кольца выбирает

      для сестрицы дорогой,—

      от их тяжести платочек

      чуть не рвется кружевной,

      «Братец, братец мой! К обедне

      ты сходи, прошу, со мной!»

      В храм войдет – алтарь мгновенно

      блеск удваивает свой;

      капли розами расцветают,

      коль черпнет води святой.

      Место уступить все дамы

      ей спешат наперебой;

      на полу сидят все дамы,

      ей же ставят стул резной.

      Капеллан, забыв молитвы,

      путает одну с другой;

      певчий вовсе умолкает,

      от смущенья сам не свой.

      «Кто ж она? Кто эта дама,

      столь прекрасная собой»?

      Скажет: «Дочь», – король французский,

      здешний – назовет сестрой.

      Кто не верит, пусть вглядится

      в башмачка узор цветной:

      арагонский герб с французским

      он увидит пред собой.

      Как в Лериде, славном граде,

      все узники вместе сидят,

      сидят и поют они песню,

      а было их сто пятьдесят.

      Их песню слушала дева,

      под окном тюрьмы затаясь.

      Они ее увидали

      и песню прервали тотчас.

      «Что ж, узники, вы не поете,

      иль вам помешала я?»

      «Ах, как же нам петь, сеньора?

      Темница наша страшна,

      сидим без воды и хлеба,

      гуляем