Мне любы веселье и пенье,

      и радость быть с дамой моей,

      которая мне всех милей,

      с которой познал упоенье;

      она обладает ключами

      от дивных сокровищ – сей клад

      надежные стражи хранят.

      Поистине мне – наслажденье

      вассалом быть, преданным ей,

      внимать сладким звукам речей,

      любое исполню веленье,

      чтоб только угодным быть даме;

      но встречу неласковый взгляд, —

      и жизни уже я не рад.

      В каком бы я ни был смятенье,

      спешу к своей даме скорей,

      увижу ее – и сильней

      я к ней ощущаю влеченье,

      ее прославляю стихами,

      она – идеал, и навряд

      меня в льстивой лжи обвинят.

      Прекрасна она, без сомненья,

      всех женщин стройней и нежней,

      учтивей, скромней и умней,

      я страсти смирил нетерпенье,

      ее упиваясь речами,

      коль с ней я расстался, – закат

      и ночь мне о ней говорят.

      Услышьте мое откровенье,

      подруга, что мне всех нужней:

      в любви признаваясь своей,

      не верю в свое пораженье,

      а верю: любим буду вами,

      меня, что к вам страстью объят,

      одарите счастьем стократ.

      Ах, дама прекрасна лицом,

      прекрасней не сыщется стана,

      а голос звенит ручейком,

      прельщающим нас постоянно,

      когда бы мольбам моим внять захотела,

      то сердцем моим навсегда б завладела,

      но я ведь, увы, убеждался не раз,

      что страсти огонь в ее сердце погас.

      Любви ей язык не знаком,

      хотя