Однажды, отринув заботы,

      В объятиях дрёмного бреда,

      Спрошу я у зеркала: «Что ты

      Являешь сердитого деда?

      Мы что-то с тобой упустили.

      Мы что-то с тобой проморгали.

      А жить нам в дряхлеющем стиле —

      Прилично, пожалуй – едва ли».

      Холодным махну пистолетом

      Туда, где скрывается сердце

      И будут разрывно пропеты

      От запаха пороха герцы.

      И зеркало станет прозрачным,

      Не будет показывать кто ты.

      Не буду я рамой захвачен,

      Не будет стеклянной заботы:

      Я рухну в зеркальные дали,

      Взлетев к ускользающей тризне,

      Чтоб больше мы в них не видали

      Собой отражённые жизни.

      Я тебя целовал,

      Ты себя отдавала.

      А потом был вокзал,

      Безысходность вокзала.

      Было всё нипочём —

      Нас гудком обвенчали,

      Развернулась плечом

      У меня за плечами…

      Я тебя не бранил,

      Ты меня не бранила.

      Я тебя обронил,

      Ты меня обронила.

      Я тебя призывал.

      Ты меня призывала.

      Но оглохший вокзал,

      Не вернул нам вокзала.

      Вот и осень подмела

      Наши летние дела —

      Захламила, зажелтила,

      Превратила в слово «было».

      Перемяла, залила,

      Наши жаркие тела

      Остудила, устыдила,

      Превратила в слово «было».

      Впереди – снега зимы:

      Мы забудем слово «мы»

      До взлохмаченного лета,

      Чтобы снова вспомнить это,

      Зарекаясь от зимы,

      Заикаясь словом «мы».

      Пригласим на вечер лето —

      Унесёмся в наше «это»,

      Как уносится сейчас

      Этот наш осенний час.

      Средневековое нытьё

      Средневековых инструментов,

      Свинцовых красок забытьё —

      Вдыхает ренессансный ментор;

      Фортепиано, увенчав

      Собой созвучия вершину,

      Своим доверившись речам,

      Себя сегодня завершило:

      Нам верится, что это мы

      Труды и муки наверстали.

      Но всё в Ковчеге от кормы —

      Давно разъято на детали

      И пересыпано в веках

      В намёках целостных значений,

      Где гений – озарённый прах,

      Где прах – рождающийся гений.

      Лицо – не моё и слова – не мои

      Влетели в стекло объектива:

      Давно зашифрован в чужие слои,

      Неузнанный в месте разрыва.

      Уткнувшись в углы, у меня за спиной,

      Дома приседают от лени,

      Под солнцем стекают стена за стеной,

      И