***

      И страны той нет как нет…

      И Свердловска нет в помине…

      Лишь Свердлов бесстыдно стынет,

      по зиме легко одет…

      В центре города на «Е»

      он стоит, не понимая,

      что за жизнь вокруг такая:

      «Коммунизм, паскуды, где?

      Черт с ним! Где рэсэфэсэр?

      Где мандаты и декреты?

      Где Ильич? Володя, где ты?

      Я торчу тут, словно хер…

      Рядом Оперный, УрГУ,

      мимо люди и трамваи,

      голубей проклятых стаи

      гадят… Я один в снегу —

      в центре города, и мне

      одиноко, зябко, страшно…

      Недостроенная башня —

      реквием по той стране,

      что в помине нет как нет…»

      И Свердловска нет в помине…

      Лишь Свердлов бесстыдно стынет

      много-много-много лет…

      ***

      Афишам старым до сих пор верны

      заборы серые на улице Советской,

      и в парке Пионер, застывший нэцкэ,

      как прежде, патриот своей страны…

      Моей страны, сменившей лад и строй.

      Мне повезло: я – выходец оттуда,

      советский россиянин – чудо-юдо,

      хлебнувший перестройку, и, застой

      едва застав, я верен сам себе,

      я вновь иду к афишам и заборам,

      как в детство… Пионер глядит с укором:

      «Товарищ, не сгибайтесь при ходьбе…»

      ***

      лаяла собака, небо багровело…

      след от самолета, как следок от мела

      школьного, неровный, и доска кривая…

      папа сильный-сильный, мама молодая…

      я глаза прищурил, вижу сквозь ресницы:

      фонари мигают, как огни столицы…

      как звезда на башне главной, самой-самой,

      я туда поеду скоро с папой, мамой…

      там, на самой красной площади планеты,

      небу расскажу я все свои секреты…

      попрошу у неба, чтоб не умирали

      никогда родные… чтоб войны не знали

      люди на планете… и себе – щеночка…

      вот и ночь настала, и фонарь как точка —

      там, над домом, детством, где писали мелом…

      лаяла собака, небо багровело…

      ***

      через газету Правда

      мама