По дороге идут богомолки,

      Под ногами полынь да комли.

      Раздвигая щипульные колки*,

      На канавах звенят костыли.

      Топчут лапти по полю кукольни*,

      Где-то ржанье и храп табуна,

      И зовет их с большой колокольни

      Гулкий звон, словно зык чугуна.

      Отряхают старухи дулейки*,

      Вяжут девки косницы* до пят.

      Из подворья с высокой келейки

      На платки их монахи глядят.

      На вратах монастырские знаки:

      «Упокою грядущих ко мне»,

      А в саду разбрехались собаки,

      Словно чуя воров на гумне.

      Лижут сумерки золото солнца,

      В дальних рощах аукает звон…

      По тени от ветлы-веретенца

      Богомолки идут на канон.

      Край ты мой заброшенный,

      Край ты мой, пустырь,

      Сенокос некошеный,

      Лес да монастырь.

      Избы забоченились,

      А и всех-то пять.

      Крыши их запенились

      В заревую гать.

      Под соломой-ризою

      Выструги стропил,

      Ветер плесень сизую

      Солнцем окропил.

      В окна бьют без промаха

      Вороны крылом,

      Как метель, черемуха

      Машет рукавом.

      Уж не сказ ли в прутнике

      Жисть твоя и быль,

      Что под вечер путнику

      Нашептал ковыль?

      Заглушила засуха засевки,

      Сохнет рожь, и не всходят овсы.

      На молебен с хоругвями девки

      Потащились в комлях полосы.

      Собрались прихожане у чащи,

      Лихоманную грусть затая.

      Загузынил дьячишко ледащий:

      «Спаси, Господи, люди твоя».

      Открывались небесные двери,

      Дьякон бавкнул из кряжистых сил:

      «Еще молимся, братья, о вере,

      Чтобы Бог нам поля оросил».

      Заливались веселые птахи,

      Крапал брызгами поп из горстей,

      Стрекотуньи-сороки, как свахи,

      Накликали дождливых гостей.

      Зыбко пенились зори за рощей,

      Как холстины ползли облака,

      И туманно по быльнице тощей

      Меж кустов ворковала река.

      Скинув шапки, молясь и вздыхая,

      Говорили промеж мужики:

      «Колосилась-то ярь неплохая,

      Да сгубили сухие деньки».

      На коне – черной тучице в санках —

      Билось пламя-шлея… синь и дрожь.

      И кричали парнишки в еланках*:

      «Дождик, дождик, полей нашу рожь!»

      Черная, потом пропахшая выть!

      Как мне тебя не ласкать, не любить?

      Выйду на озеро в синюю гать,

      К сердцу вечерняя льнет благодать.

      Серым