Самовар, владыка брюха,

      Драгоценный комнат поп!

      В твоей грудке вижу ухо,

      В твоей ножке вижу лоб.

      Император белых чашек,

      Чайников архимандрит,

      Твой глубокий ропот тяжек

      Тем, кто миру зло дарит.

      Я же – дева неповинна,

      Как нетронутый цветок.

      Льется в чашку длинный-длинный,

      Тонкий, стройный кипяток.

      И вся комнатка-малютка

      Расцветает вдалеке,

      Словно цветик-незабудка

      На высоком стебельке.

      Вижу около постройки

      Древо радости – орех.

      Дым, подобно белой тройке,

      Скачет в облако наверх.

      Вижу дачи деревянной

      Деревенские столбы.

      Белый, серый, оловянный

      Дым выходит из трубы,

      Вижу – ты, по воле мужа

      С животом, подобным тазу,

      Ходишь, зла и неуклюжа,

      И подходишь к тарантасу.

      В тарантасе тройка алых

      Чернокудрых лошадей.

      Рядом дядя на цимбалах

      Тешит праздничных людей.

      Гей, ямщик! С тобою мама

      Да в селе высокий доктор.

      Полетела тройка прямо

      По дороге очень мокрой.

      Мама стонет, дядя гонит,

      Дядя давит лошадей,

      И младенец, плача, тонет

      Посреди больших кровей.

      Пуповину отгрызала

      Мама зубом золотым.

      Тройка бешеная стала,

      Коренник упал. Как дым,

      Словно дым, клубилась степь,

      Ночь сидела на холме.

      Дядя ел чугунный хлеб,

      Развалившись на траве.

      А в далекой даче дети

      Пели, бегая в крокете,

      И ликуя и шутя,

      Легким шариком вертя.

      И цыганка молодая,

      Встав над ними, как божок,

      Предлагала, завывая,

      Ассирийский пирожок.

      Старухи, сидя у ворот,

      Хлебали щи тумана, гари.

      Тут, торопяся на завод,

      Шел переулком пролетарий.

      Не быв задетым центром О,

      Он