Языки страха. Женские и мужские стратегии поведения. Сборник
Читать онлайн книгу.
случайных вредителей обычно отводится цыганкам:
Я получила письмо, в котором мне девушка пишет, что однажды к ней на двор пришла цыганка, которая стала просить деньги и вещи. Хозяйка дала ей сала, сметаны, а денег не дала. Цыганка стала грозить, что если она не даст денег, то всю жизнь будет об этом жалеть…[66]
“Письмо мастеру” – форма, которую принял вошедший в массовую литературу мифологический рассказ о колдунах. Новая форма бытования, новые мотивы (прошлая, идеальная до болезни/конфликта жизнь пострадавшего) изменили композицию текста:
1. Появилась фигура рассказчика, в роли которого в большинстве случаев выступает замужняя/одинокая женщина, пытающаяся устроить свою судьбу, а именно выйти замуж, вернуть в семью загулявшего мужа, устроить судьбу детей, вернуть утраченное в результате злых происков здоровье/расположение окружающих[67].
2. Акцент на “семейности” конфликта позволил современному мифологическому рассказу ассимилировать мотивы и целые сюжетные ходы, характерные для сентиментальной повести, баллады и жестокого романса, девичьего любовного рукописного рассказа (счастливая любовь/семейная жизнь – измена любимого/любимой – борьба долга и страсти – самоубийство на почве несчастной любви / месть – раскаяние виновного[68]).
Анализ мифологических рассказов, входящих в сборники, разрабатывающие тему сглаза и порчи[69], позволил выявить схему, по которой они строятся. Она включает в себя четыре сюжетных хода:
1. Status quo: счастливая, благополучная жизнь.
2. Нарушение status quo: случай[70] / зависть соперницы / недоброжелателя – сглаз/порча (при посредничестве “знающего”) – смертельная болезнь/неудача в бизнесе/семейной жизни – тщетность усилий врачей поиск мастера.
3. Восстановление status quo: реконструкция вредительства с обещанием возмездия вредителю – рекомендации по лечению (заговор и комментарии)[71].
4. Передача “знания” / обучение “кодексу знающего” (термин К. К. Логинова)[72].
Болезнь и смерть в современном мифологическом рассказе всегда вводятся через мотив зависти или мести[73]. Именно мотив неминуемой смерти позволяет мифологическому рассказу контаминироваться с сентиментально-балладным клише. Но если, например, девичий рукописный рассказ отвел бы положенной в гроб фотографии (см. пример выше) роль финального аккорда, законы жанра мифологического рассказа требуют вмешательства магического специалиста, который выходит на сцену в следующем повороте сюжета. Ведь один из финальных мотивов мифологического рассказа (как традиционного, так и современного) – это исцеление, которое одно только и подтверждает истинность знания мастера[74].
Таким образом, чтобы существовать и развиваться, мифологическому рассказу приходится подпитываться за счет “доноров”, в роли которых выступают сентиментальные и “жестокие” жанры, объединенные мотивом угрозы смерти.
О. А. Кадикина
Фигуры
Там же. С. 43.
Ср.: “… женщины иногда являются большими адептками знахарства, чем мужчины. Это обстоятельство получает тем большее значение, что, веря в знахарей сами, женщины тащат к ним и своих детей” (Попов Г. Знахарство. С. 261).
Адоньева С. Б., Герасимова Н. М. Морфологические таблицы // Современная баллада и жестокий романс / Сост. С. Б. Адоньева, Н. М. Герасимова. СПб., 1996. С. 366–375; Китанина Т. А. Несколько слов о прапрапрабабушке // Традиционные модели в фольклоре, литературе и искусстве. СПб., 2002.
Лонго Ю. Зашита от сглаза и порчи; Степанова Н. Заговоры от сглаза и порчи; Мешарова Е. Как противостоять сглазу и порче.
К примеру, женщина становится единственным свидетелем убийства – родственники убийцы просят ее отказаться от показаний в суде – отказ – смертный приговор, т. е. волей случая свидетельница становится виновницей смерти другого человека, что навлекает на нее месть родственников казненного убийцы (жены, матери).
Мастер никогда не раскрывает все карты, какая-то информация (кусочек “знания”) все равно утаивается, как и в традиционной культуре.
Ср. со схемой традиционного мифологического рассказа о колдунах, бытующего в современной деревне: Жаворонок С. И. Рассказы о “знающих” и рассказы “знающих” (по материалам экспедиций в Зубовский сельсовет (Шола) Белозерского района Вологодской области) // По следам Е. Э. Линевой: Сборник научных статей. К 100-летию экспедиционных записей и Новгородской губepнии. Вологда, 2002. С. 293.
Как и в девичьем любовном рукописном рассказе. См.: Вариация одного сюжетного хода девичьего рукописного любовного рассказа. См.: Китанина Т. А. Несколько слов о прапрапрабабушке. С. 209.
Жаворонок С. И. Знающий: мифологический персонаж и социокультурный статус // Традиционные модели в фольклоре, литературе и искусстве. С. 274.