В трюмо испаряется чашка какао,

      Качается тюль, и – прямой

      Дорожкою в сад, в бурелом и хаос

      К качелям бежит трюмо.

      Там сосны враскачку воздух саднят

      Смолой; там по маете

      Очки по траве растерял палисадник,

      Там книгу читает Тень.

      И к заднему плану, во мрак, за калитку

      В степь, в запах сонных лекарств

      Струится дорожкой, в сучках и в улитках

      Мерцающий жаркий кварц.

      Огромный сад тормошится в зале

      В трюмо – и не бьет стекла!

      Казалось бы, всё коллодий залил,

      С комода до шума в стволах.

      Зеркальная всё б, казалось, на́хлынь

      Непотным льдом облила,

      Чтоб сук не горчил и сирень не пахла, —

      Гипноза залить не могла.

      Несметный мир семенит в месмеризме,

      И только ветру связать,

      Что ломится в жизнь и ломается в призме,

      И радо играть в слезах.

      Души не взорвать, как селитрой залежь,

      Не вырыть, как заступом клад.

      Огромный сад тормошится в зале

      В трюмо – и не бьет стекла.

      И вот, в гипнотической этой отчизне

      Ничем мне очей не задуть.

      Так после дождя проползают слизни

      Глазами статуй в саду.

      Шуршит вода по ушам, и, чирикнув.

      На цыпочках скачет чиж.

      Ты можешь им выпачкать губы черникой,

      Их шалостью не опоишь.

      Огромный сад тормошится в зале,

      Подносит к трюмо кулак,

      Бежит на качели, ловит, салит,

      Трясет – и не бьет стекла!

      В занавесках кружевных

      Воронье.

      Ужас стужи уж и в них

      Заронен.

      Это кружится октябрь,

      Это жуть

      Подобралась на когтях

      К этажу.

      Что ни просьба, что ни стон,

      То, кряхтя,

      Заступаются шестом

      За октябрь.

      Ветер за руки схватив,

      Дерева

      Гонят лестницей с квартир

      По дрова.

      Снег всё гуще, и с колен —

      В магазин

      С восклицаньем: «Сколько лет,