Они были самой странной парой богемного Парижа. Молодой человек с прекрасной родословной и она, дочь плотника Мария Бурсен, решившая представиться при первой встрече аристократкой Мартой де Мелиньи. К тому же она солгала, что ей 16, а не 24. Он влюбился в нее как мужчина и как художник. Она позволяла себя любить и рисовать как модель, как предмет, как часть интерьера… Без нее не появилось бы большинства его полотен. Ее присутствие ощущается даже, когда ее нет на картине: угол стола, где она сидела; ванна, где она купалась; окно, в которое она смотрела… Она не любила шумные компании и избегала его друзей, предпочитая бродить по комнате обнаженной, не обращая внимания на пристальное наблюдение художника, который словно следил с готовым мольбертом за каждым ее передвижением.

      «Живопись – это не вопрос чувствительности», – возмущался Пикассо, глядя на его картины. А ему не хватало красок, чтобы выразить свои чувства, и невзрачная фигура любимой тонула в разноцветье холста. Она заставила его изменить не только палитру, но и перевернуть все представления о живописи, которые он разделял когда-то со своими друзьями из группы «Наби». С момента появления на его картинах Марты, искусствоведы причисляют его к «интимистам» за камерность сюжета и нескромное открытие интимного мира любимой женщины. Он не был вуайеристом, он был художником. А у нее не было другого занятия, кроме того, чтобы быть любимой и оставаться натурщицей постоянно и повседневно. Пока однажды уже пятидесятилетний Боннар не встретил молодую художницу Рене Моншати. Он предложил ей выйти за него замуж. Но Марта объявила ультиматум, и наконец