«Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне!» Может быть, Ван Гог знал эту сентенцию великого И. Канта и переживал, что так часто преступал «моральный закон»? Звездное небо вдохновляло его не раз. «Ночь гораздо живее и богаче красками, чем день», – признавался он в письме к брату. Странное признание для художника. А как же свет и цвет, без которых не существует живописи? Только представьте, он вообще не использовал черную краску для своих ночных пейзажей! А зачем? Если небо у него аквамариновое, вода – ярко-синяя, а звезды – зеленые и розовые. Мне легко представить, как человек в меховой шапке (помните «Автопортрет с отрезанным ухом»? ), одетый в ярко-зеленую куртку, приходил ночью на набережную Роны и садился перед мольбертом. Перед ним – чистый холст, над ним – звездное небо с Большой Медведицей, впереди – река, переливающаяся в желтых отсветах фонарей. А еще запоздалая влюбленная пара, позирующая одинокому художнику. Надо быть Ван Гогом, чтобы превратить этот сюжет в отражение вечности. Это была вторая его звездная ночь после «Ночной террасы кафе», где любимый ярко-желтый (как его «Подсолнухи») цвет еще отделяет мир усталых людей от видений ночи. Третья «Звездная ночь» станет для него последней, и на ней уже не будет людей, а только одинокий, как сам художник, кипарис, – символ смерти, – упирающийся в звезды в бурлящем и беспокойном, как при морском шторме, небе. Кто из нас не рассматривал подолгу эти волшебные полотна, испытывая божественную гармонию, покой и умиротворение?! И разве вам не приходила в голову мысль, что где-то там, в этой звездной ночи, есть место и для вырвавшейся