От тоски по нежити – замерзаю…

      Не плывется мне по течению

      Зависаю глыбой базальтовой

      Над трюкачеством построения

      И слежу как в небе разверзнутом

      Пробужден манящими чарами

      Слон плывет – и кажется мизерным

      Под бумажным огненным шариком

      Глыба рухнула. Раскололася.

      Что не выболтала – подсказали

      Что ж зову тебя

      твоим голосом

      и твоими плачу глазами.

      У тебя во сне умерла лиса

      В общем, рыжая, но

      С сединой в хвосте.

      А тебе во сне было все равно,

      Что бессмертны все, начиная с тел,

      Что повсюду пляски, свирель и смех,

      Что повсюду гильдии лисенят,

      Что повисший клочьями ржавый мех —

      Это мерзость, брат,

      Это старость, брат.

      Что конец строки – не конец реки,

      Что конец реки – не конец воды.

      В океане душ не видать ни зги,

      Но зато тепло не дает остыть.

      И мешок снотворного в водах Ли

      Не позволит трех усыпить за раз.

      И плывут киты, и глотают нас,

      Чтобы нами плюнуть на край земли.

      Из пушек по облакам…

      Но – прицельно.

      Первый встречный,

      Он же – последний,

      Лишь повыше подтянет

      Свой воротник пальто,

      Удаляясь из Ничего —

      В Ничто.

      Покосившись,

      Как дырявая крыша,

      Валит на землю небо.

      Черный он или белый,

      Этот день позади —

      И вниз

      По мокрым перилам рая

      Я съезжаю, не прекращая

      Поиск, который вышел

      Снова длинней,

      чем жизнь.

      Русалки рыжей длинноногий шаг…

      И вот в глаза заглядывает утро.

      Из лабиринтов закулисных шахт

      Следы зазубрин цвета перламутра

      Выводят тварей прямо в полдень, будто

      Твой черный сон переломил печать.

      И, яростно наверчивая сутры,

      На свет выходят с белыми играть

      Сатрапы параллелей чернокудрых

      И накрывают