Царством чтит его, как даром. Назначает амирбаром,

      Также амирспасаларом, – полководец главный то.

      Правя властью полноправной, царь он не самодержавный,

      С главным в этом лишь не равный, а в другом над ним никто.

      Моего отца с собою равным царь считал. Порою

      Молвил: «Горд моей судьбою: где такой есть амирбар!».

      То в охоте беспокойной, то в войне и битве знойной,

      Все вдвоем четою стройной. Знак был в нем особых чар.

      Я – не он. Хоть благородство есть во мне мое. Но сходства

      Нет меж двух. И превосходство было в нем свое всегда.

      Был бездетен царь с царицей, хоть лучистой, грустнолицей.

      Оттого своей сторицей за бедой пришла беда.

      Горе! В час, огнем богатый, гроз готовятся раскаты.

      Амирбару в день проклятый был дарован я как сын.

      Царь сказал: «Того же рода он, что я, – одна природа.

      Пусть он, – в этом мне угода, – возрастет как властелин».

      Царь меня с царицей взяли, как свое дитя. Печали

      Я не знал. Меня качали, пели ласковый напев.

      Люди мудрые учили, возвращали в царской силе.

      И как солнце был я или как встряхнувший гриву лев.

      Я к Асмат сейчас взываю. Если ложно, что вещаю,

      Ты скажи. Я утверждаю, что когда пяти был лет,

      Нежной розой я светился, льва убить не тяготился,

      Фарсадан уж не мрачился, что родного сына нет.

      Бледен. Крови в лике мало. Но Асмат рассвет мой знала,

      Знает, как заря блистала, расцвечая юный день.

      Хороша краса младая. Говорили: «Он из рая».

      А теперь я что? Немая мгла того, что было. Тень.

      Пять годов – как свет зарницы. А у царской роженицы,

      Дочь родилась у царицы». Юный горестно вздохнул.

      Грустный взор блеснул слезою. Обомлел он, взят тоскою.

      Грудь Асмат ему водою освежила. Отдохнул.

      Молвил: «Сила огневая, что горит во мне сжигая,

      И тогда была златая. Мой бессилеет язык

      В похвалах. Пред Фарсаданом, торжествующим, румяным,

      Все цари – в усердьи рьяном. Многократный дар велик.

      От царей дары богаты. Светлой радостью объяты,

      Принимают их солдаты. Гости – в празднестве живом.

      Царь с царицей, нас лелея, смотрят вдвое веселее.

      Имя той скажу, что, рдея, сердце мне сожгла огнем».

      Имя вымолвить он тщится. Взор сверкнет, и взор затмится.

      Чувств лишится. Пот струится с побледневшего чела.

      В пытке, с этой пыткой схожей, Автандил тоскует тоже.

      Тот очнулся. Молвит: «Боже! Ныне смерть моя пришла.

      Девы, лик чей светит ало, что семи годов блистала,

      Что луной и солнцем стала, имя – Нэстан-Дарэджан.

      С нежной, с ней терпеть разлуку, как такую вынесть муку?

      Защитишь алмазом руку, – сердцу ж где алмаз тот дан?

      Так в