Брат и царь, внемли веленье. Да не знаем огорченья.

      Приходи без промедленья. Не придешь, так мы придем.

      И прибудем не украдкой. Тот удел не будет сладкий

      Для тебя. Вот зов наш краткий. В теле кровь щади своем».

      Вестник отбыл. Я душою снова с радостью живою.

      Нестерпимою струею уж не жег огонь меня.

      Еще радостей немало мне тогда судьба давала.

      А теперь тоска опала. Глянет зверь, уйдет, кляня.

      В мыслях было дерзновенье. Применял я мощь смиренья.

      Но великой жажды тленье отравляло радость мне.

      Я с друзьями веселился. Но не раз тоской затмился.

      Против рока возмутился не однажды в тишине.

      Как-то под вечер сижу я. Мысль о ней, меня волнуя,

      Нежно жжет меня. Не сплю я. Ночь в любви светлее дня.

      Вдруг привратник шепчет что-то. В нем и радость и забота.

      Возвещает – раб там. Кто-то с тайной вестью до меня.

      Раб Асмат. Она писала, что прийти повелевала

      Та владычица, чье жало жгло мне сердце лезвием.

      Вмиг сняла с меня оковы. Свет ниспал во мрак суровый.

      И объятый жизнью новой я пошел своим путем.

      В сад вхожу. Уединенье. В сердце чувствую стесненье.

      И Асмат мне в утешенье, улыбаясь, говорит:

      «Вот, смягчила я угрозу. В сердце вынула занозу.

      Подойди, увидишь розу. Не увядшая горит».

      Под волшебным балдахином, где огонь шел по рубинам,

      С ликом прелести единым, восседала там она.

      Словно вышнее светило. Очи черны, как чернила.

      На меня свой взор стремила, лучезарна, как весна.

      Зачарованный, стоял я. Слова ласкового ждал я.

      И увы, не услыхал я от прекрасной ничего.

      Вот к Асмат она блеснула. Та мне на ухо шепнула:

      «Уходи!». Душа вздохнула. Пламя было вновь мертво.

      За Асмат иду, вздыхая. Скрыла все завеса злая.

      И судьбу я обвиняя, молвил: «Вспыхнул в сердце свет.

      Было нежное стремленье. И вдвойне опустошенье

      В этой муке разлученья. Больше радости мне нет».

      Через сад идем мы двое. Слово мне Асмат такое:

      «Не печалься, будь в покое. Для тревоги дверь закрой.

      И открой для ликованья. Застыдилась, и молчанье

      Было скрытое признанье. Оттого была такой».

      Я сказал: «Сестра, мятежен мрак души. Бальзам твой нежен.

      Чтоб я не был безнадежен, часто вести посылай.

      И не делай перерыва. Сердце будет тем счастливо.

      Лишь водой живится ива. Влагу жизни не скрывай».

      На коня вскочил, и еду. Скорбь – за мной, как бы по следу.

      Слезы празднуют победу. Я в постель, и нет мне сна.

      Был как цвет я на долине. Был в кристалле и рубине.

      Стали щеки густо-сини. Ночь – желанна лишь она.

      Вот пришли из Кхатаэти. Я уж думал об ответе.

      Были дерзки люди эти. Принесли ответ такой:

      «Не трусливы мы сердцами. Мы за крепкими стенами.

      Царь