Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу. Гай Стагг
Читать онлайн книгу.
словно заживо содрали кожу. Сухожилия свело судорогой, в бедра впились шипы, мой «журавлик» онемел и скукожился, и пахнуло нержавейкой – вода была ненамного теплее нуля.
Пока я падал, меня крутануло, ноги задрались, грудь повело вперед, под весом рюкзака я развернулся по оси, и вместо того, чтобы потянуть назад, ранец только ускорил падение, и меня швырнуло прямо мордой в реку.
Но ко дну я почему-то не пошел.
Я не сразу понял, что случилось. Рюкзак зацепился за балясину, и ремни держали меня над потоком. Я жив! Я цел!
Я застрял.
Деревянные устои уцелели. Поплескавшись в поисках опоры, я всунул левое колено между балками, зацепился правой рукой за подмости, раз, два, три, рывок – и я вырвался из воды, вытянул себя на площадку и с нее – на берег. Какое-то время я пытался согреться, качая пресс, но руки были как не мои, и я не мог сделать ничего, только лежал на рюкзаке, тяжело дышал, глотал воздух и сгорал со стыда.
Все это случилось слишком быстро, я даже не успел испугаться. Все, что я чувствовал – это отчаянное желание попытаться снова. Но я предпочел иной вариант. Неподалеку, чуть позади, остался бетонный мост, и по нему, пересекая долину, проходила железная дорога. Я сменил промокшую одежду, взобрался наверх по тропинке и побрел по склону до колеи.
Поезда шли к мосту через тоннель. Там царила кромешная тьма. Я вслушивался несколько минут, но слышал только порывистый шум потока, и решил рискнуть.
Я шагнул на мост, и у меня закружилась голова – не от страха высоты, а от осознания собственной малости. Здесь гулял ветер, он давил на ноги, на рюкзак, бил по глазам, туманил зрение. В дымке горы казались смятой тканью со складками оврагов и белыми загибами гряд. Колея была узкой, и стоило вглядеться в домик смотрителя на дальнем берегу, как она тут же сходилась в линию.
Я прошел четверть пути, и вдруг эта линия выгнулась. Ветер? Нет! Металл стонал под огромной тяжестью. Рельсы дрожали, пульсировали, и сердце забилось им в такт – казалось, я это слышал: та-та-там, та-та-там, та-та-там, – а потом я вдруг понял, что звук идет из тоннеля!
Я пошел быстрее, считая шпалы и не смея оглянуться. Половина пути. Рельсы загудели. Волны шли по всему полотну, по бетонным мостовым аркам… Я побежал, спотыкаясь в снегу. Звук нарастал, становился все громче и громче. Я уже не слышал ветра, не слышал реки, не слышал ничего – только усиленное во сто крат биение собственного сердца.
ТАТА-ТАМ, ТАТА-ТАМ, ТАТА-ТАМ.
Три четверти пути. Береговой склон поднимался к мосту. Я несся изо всех сил. Прочь с рельс, прочь от шпал, прочь от балласта, через парапет, к тому спасительному домику, и вломиться со всего маху прямо в дверь…
Локомотив пронесся мимо, мелькая чередой красно-белых вагонов с мультяшными сенбернарами. Из одного окошка глазели двое мальчишек, близняшки в синих блейзерах с полосатыми лентами, как у гардемаринов. Я вскинул руку им вслед, в шутливом салюте – но этого они, конечно, уже не видели: поезд прошел.
Брат Жан-Мишель, седой