Тут перебила отца добросердная матушка, молвив:

      «Правда твоя, сынок, –  поступай, как мы поступили,

      Ибо нашли мы друг друга не в пору довольства и счастья.

      Узами крепкими нас злополучное время связало.

      Был понедельник –  отлично я помню, ведь накануне

      Страшный случился пожар, превративший в пепел наш город

      Двадцать годов назад, как раз в воскресенье, как нынче.

      Жаркое выдалось время, и город совсем обезводнел,

      Шел на гулянье народ, разодетый праздника ради,

      Кто потянулся в корчму, кто на́ поле, кто на плотину.

      Где-то в предместье пожар занялся, и пламя вдоль улиц

      Вихрем пустилось вперед, самое себя подгоняя…

      Житницы, полные хлебом, неза́долго снятым, пылали.

      Улицы сплошь погорели до самого рынка. От искры

      Домик отца занялся, а с ним по соседству и этот.

      Самую малость спасли мы; на выгоне я просидела

      Всю эту страшную ночь, сторожа сундуки и постели,

      Но под конец задремала. Когда ж провозвестница утра,

      Ранняя свежесть, меня, до костей проняв, разбудила,

      Дым я увидела, гарь да голые стены и печи.

      Сердце заныло от боли. Но солнце, обычного краше

      И лучезарней, взошло и наполнило бодростью душу.

      Я поспешила подняться. Меня потянуло увидеть,

      Что от дома осталось и живы ль цыплята, которых

      Так я любила. Не смейтесь, ведь разум-то был еще детский!

      Тою порой, как я по развалинам тлевшим бродила,

      Глядя на пепел и прах –  на остатки от дома родного,

      Ты в стороне показался, чего-то ища сокрушенно:

      Лошадь застряла в конюшне, но только чернели средь щебня

      Груды дымящихся бревен; скотины же –  как не бывало.

      Так, в нерешимости, грустно стояли мы друг против друга –

      Не было больше ограды, что наши дворы разделяла.

      За руку взял ты меня и сказал неожиданно: «Лизхен,

      Как ты попала сюда? Уходи! Обгорят ведь подошвы.

      Пепел горяч, как огонь, сапоги –  и то прожигает».

      Ты меня поднял легко и понес по тропинке, пролегшей

      Вдоль по двору. Ворота́ с полукруглым сводом стояли

      Там, как поныне стоят. Это все, что осталось от дома.

      Наземь меня ты поставил, целуя, а я застыдилась.

      Ты ж обратился ко мне с приветливой, вкрадчивой речью:

      «Видишь, в разоре мой дом! Останься! И новый отстроить

      Мне помоги! А в ответ я отцу твоему порадею».

      Я ничего не смекнула, покуда к батюшке тайно

      Мать не послал ты и сговор не кончился радостной свадьбой.

      И с благодарностью чистой поныне я вспоминаю

      Груду обугленных балок и великолепное утро,

      Давшие мне дорогого супруга. Первые годы

      Страшной разрухи совпали с младенчеством милого сына.

      Вот почему и хвалю широту твоих побуждений,

      Сын