Вот так приедешь в глухомань,

      найдёшь на гибель ворожею…

      И в январе вдруг встретишь май,

      о происшедшем не жалея.

      И будешь жить не по часам,

      не по законам казнокрадов…

      Там происходят чудеса,

      там – свой, магический порядок,

      какой не любят в городах,

      где топчут искренность ногами…

      Там привечает песней птах,

      там да сих пор вещает камень:

      «Напра-налево не ходи!»

      Окольной нет дороги к счастью…

      Один – со сказкой на один,

      минуя степь, лесную чащу…

      И если вздумает лешак

      пожать напрягшуюся руку,

      его порыву не мешай —

      иначе век плутать по кругу.

      Шамань, кудесница, шамань

      с начала до кончины года!

      Вот так приедешь в глухомань,

      и возвращаться неохота…

      Пока душа не знает слова «смерть»,

      пока гостят уныние и радость.

      могу грустить, но чаще – громко петь.

      А между тем грядущее подкралось…

      Об этом слове грех упоминать,

      прокладывая радугу над полем,

      когда тебя благословляет мать

      на выбор – между волей и неволей…

      Немыслимо предугадать итог…

      И небо пальцем выбрано в мишени…

      Но за витком спешит другой виток —

      плевать на возраст, взваленный на шею!

      Нас потчуют… Да что это за снедь?

      Попытка превратить живого в зомби…

      Пока душа не знает слова «смерть»,

      строфа – к строфе… И в мир выходят обе…

      Вот и лето желтеет печалью

      Ястребинок и многих листов.

      И кусты оголяются далью,

      И все позже бледнеет восток.

      Это осень: в крылах журавлиных,

      В петушиных отчаянных криках;

      Над садами в седых паутинах,

      В колеях, отраженьях